Глава московской «Скорой помощи» Николай Плавунов заразился коронавирусом в начале апреля и с тех пор не выходит из рабочего кабинета. Главный врач ГБУ «Станция скорой и неотложной помощи им. А.С.Пучкова» рассказал Би-би-си, как месяц спит на матрасе у рабочего стола, чем лечит вирус и насколько чаще москвичи стали звонить по номеру 103.
Би-би-си: Вы, кажется, сами переболели коронавирусом.
Николай Плавунов: Да, меня не миновал этот вирус. Но шла очень напряжённая работа, и я принял решение уйти на карантин в рабочем кабинете.
Би-би-си: Домой ходили?
Н.П.: Нет-нет, я всё время был в кабинете, с 3 апреля. До сих пор в нём нахожусь.
Би-би-си: Спите там же?
Н.П.:Да. Купил матрас, мне его привёз сын. Живу в кабинете, никуда не выхожу, закончил курс лечения. Правда, ещё не сделал контрольное обследование на КТ (компьютерной томографии — Би-би-си), планирую на этой неделе.
Би-би-си: Чем лечились?
Н.П.: Схема, на мой взгляд, очень эффективная — гидроксихлорохин в сочетании с антибиотиками. Я принимал сначала азитромицин, потом началась пневмония, добавил левофлоксацин. Довольно эффективно с этим справился.
Би-би-си: Без кислородных масок?
Н.П.: Обошлось без. Мне помогла работа, на самом деле. Я всё время работал, был мобилизован на другое.
Би-би-си: Вообще на улицу не выходили?
Н.П.: А как? Я же на карантине, не имею права. Да и не хотелось бы усугублять и без того не самую простую эпидемиологическую ситуацию…
Би-би-си: Сложно в кабинете жить?
Н.П.: Знаете, при рабочем дне с восьми утра до двух ночи как-то забываешь, что в нем [кабинете] жить не принято. У меня тут четыре монитора, я в курсе ситуации по каждой бригаде. У меня сводки, отчеты, селекторные совещания с департаментом и правительством. От бумажной работы тоже никуда не денешься.
Би-би-си: Страшно было, когда сами заболели?
Н.П.: Да нет, я врач. Мы сразу обсудили с коллегами из института Склифосовского схему моего лечения, они мне помогали. Пару раз я выходил к ним ночью в защите — делал компьютерную томографию. Между нами есть такая секретная калиточка, в неё можно быстро зайти, чтобы не сталкиваться с большим количеством людей. Это было в самом начале. А кроме них, больше людей я за этот месяц не видел.
Би-би-си: А как с едой, доставка?
Н.П.: У меня очень хорошо готовят жена и дочь, они передавали мне еду.
Би-би-си: Как семья отреагировала, когда вы жить в кабинет пошли?
Н.П.: У меня жена врач по образованию, сама раньше на скорой помощи работала, теперь она наш семейный врач, лечит детей, внуков, тещу в любое время дня и ночи. Так что все всё понимают.
Я освободил свою приёмную, она стала у меня таким шлюзом. Мне туда всё передавали, я выходил в респираторе и перчатках, всё это забирал, потом кварцевал приёмную и уходил в кабинет. В кабинете заклеил все вентиляционные решётки. Говорят, вирус тяжелый и не передаётся по воздуху в таком формате, но я решил перестраховаться.
Би-би-си: А как вы сами заразились?
Н.П.: Я думаю, контактный путь. Врач, один из заместителей, скорее всего. Он заболел.
Би-би-си: С ним сейчас всё нормально?
Н.П.: Да, выписался из больницы, скоро выходит на работу.
«20-25% вызовов — от людей с подозрением на Covid»
Би-би-си: Как вы контролируете состояние бригад скорой помощи, которые сейчас находятся в самой опасной зоне?
Н.П.: Я считаю, что люди, которые работают в скорой помощи во время этой эпидемии, каждый день совершают подвиг. Люди, которые каждый день ездят на вызовы, понимают, с кем им придётся контактировать. Самым главным было преодолеть некий страх перед этим.
Би-би-си: А он был?
Н.П.: Было некое недопонимание, скажем так. На скорой помощи такие люди работают… Они столько в своей жизни видели: на пожары выезжали, на травмы, передний край есть передний край. Даже на войне это самое тяжёлое место, все понимают.
Но мы учили, как вести себя с пациентами в новых реалиях, как правильно снимать и надевать костюмы, как мыть машину, в конце концов — тренировали сотрудников, старались по-максимуму поддерживать людей. И нам хватает средств защиты и дезинфицирующих средств.
Би-би-си: А как мыть машину?
Н.П.: После каждого выезда проводится обработка салона, в конце дня — тоже. Потом моют всю машину, есть специальная площадка. Все отходы складываются в специальные красные мешки, обрабатываются в UV-печах, потом утилизируются.
Би-би-си: Маски, костюмы, респираторы — это всё есть?
Н.П.: Есть определённая система, на какой повод что надевать — на ОРВИ одна одежда, если подтверждённый Covid-19 — совсем другая форма: обязательно костюм, респиратор, очки. В общем, сложная система.
Би-би-си: Наш коллега общался с девушкой-волонтёром, которая развозит средства индивидуальной защиты по подстанциям.
Н.П.: У нас такого в принципе быть не может, у нас средства защиты по подстанциям развозят централизованно. Благотворительная помощь есть, но благотворителей по пальцам руки можно посчитать. Москва пока и сама неплохо справляется.
Би-би-си: По словам волонтёра, медсёстры ей жаловались, что на забор мазка им приходилось выезжать в обычных масках.
Н.П.: Мазок у нас берёт не медсестра, а фельдшер. К пациентам с подозрением на ОРВИ выезжают в халатах, но респиратор — в обязательном порядке. Так что бригада едет подготовленная.
Би-би-си: Но вы сами пример тому, что работники «Скорой помощи» в большинстве своём, скорее всего, переболеют. У них вероятность заражения, наверное, выше, чем даже у врачей в больницах?
Н.П.: Вероятность заражения, на мой взгляд, сейчас у всех практически одинаковая — вирус вышел за пределы зоны, в которую он был завезён кем-то из-за границы, он циркулирует среди населения. Можно правильно применять средства защиты и вирус не получить, а потом пойти в магазин — и заразиться. У нас система работает так: мы ведём учёт всех работников, которые контактируют с пациентами с подтверждённым диагнозом Covid-19. Все работники на учёте, есть и система профилактики.
Би-би-си: Тоже гидроксихлорохин?
Н.П.: В том числе, да. Понятно, что работники это как-то уже осознали, отказов от профилактики уже нет.
Би-би-си: А что, сначала не верили в вирус?
Н.П.: Да нет. Кто-то опасался осложнений, препараты непростые, но они же применяются по короткой схеме, это не длительное трёхмесячное применение, которое может привести к ущербу.
Би-би-си: Сколько сейчас вызовов в день у скорой помощи? Насколько возросла нагрузка?
Н.П.: Сейчас мы в день выполняем от 11,5 тысяч до 12 тысяч вызовов. В том году — в пределах 9,5 тысяч. Нагрузка заметно выросла.
Би-би-си: Сколько бригад в Москве?
Н.П.: В городе работает 1040 бригад, это суточное количество. Понятно, днём бригад больше, ночью нагрузка уменьшается.
Би-би-си: Какой процент вызовов от людей с подозрением на Covid-19?
Н.П.: 20-25% в день приходится на таких пациентов. Обычно к маю вызовы, связанные с простудными заболеваниями, потихоньку сходят на нет, сезонность заканчивается. Но эпидемия нам эту сезонность, к сожалению, продлила.
«Нагрузка на наших консультантов выросла почти в два раза»
Би-би-си: Есть ли какая-то страховка у врачей скорой помощи? В связи с пандемией и без нее?
Н.П.: Специальной страховки нет, об этом сейчас речь ведётся — ввести такую страховку. Но есть фонд социального страхования, есть способы возмещения зарплаты по болезни.
Би-би-си: Много работников скорой помощи заболели Covid-19?
Н.П.: Я бы сказал так — в десятки раз меньше, чем за рубежом. Не так много, как могло бы быть.
Би-би-си: И всё-таки?
Н.П.: Сложно сказать. За рубежом они называют данные от 30 до 40 процентов персонала. У нас эта цифра в десятки раз ниже — меньше 3 процентов.
Би-би-си: Но мы говорим про Москву.
Н.П.: Да. Мы активно занимаемся работой с сотрудниками, профилактикой, наличием средств защиты.
Би-би-си: Смены у сотрудников увеличились?
Н.П.: Скорая помощь работает со стопроцентной сменностью. У нас сотрудники — на ставке или на полторы ставки, в регламенте — сутки или половина суток. С 1 апреля мы продлили до суток ряд бригад, которые работали половину — в общей сложности, 34 бригады.
Би-би-си: Сколько ваши сотрудники получают?
Н.П.: Средняя зарплата у фельдшера скорой помощи в Москве сейчас — выше 100 тысяч рублей, у врача больше.
Би-би-си: Обещанные государством надбавки за работу в эпидемию вы уже получаете?
Н.П.: Они пока находятся в стадии доведения. Но нам уже пообещали, что мы их получим. У себя мы за работу в эпидемических условиях добавили стимулирующие коэффициенты.
Би-би-си: Допустим, я — фельдшер, контактирую с людьми, заражёнными коронавирусной инфекцией. Домой я после смены идти не хочу, волнуюсь — старые родители, ребёнок. Есть возможность помочь?
Н.П.: Сейчас есть целая программа, связанная с предоставлением гостиничных номеров для медработников. Мы досылаем заявки — более 500 наших сотрудников так живут. Оплачивают номер из бюджета города.
Би-би-си: Врачи не жалуются на возросшее число вызовов от ипохондриков? Сейчас же рекомендуется вызывать врача при первых простудных симптомах, а их при желании очень легко найти.
Н.П.: Если вы посмотрите телефоны горячих линий, первым номером по популярности будет 103. Все начинают звонить в скорую помощь. Нагрузка на наших консультантов выросла почти в два раза — по сравнению с тем, что было раньше.
У нас есть чёткий протокол, по которому проводится опрос для того, чтобы понять, насколько человек нуждается в скорой помощи. Много таких обращений: «У меня взяли мазок, где получить ответ?» или «У меня вчера появился кашель, температуры нет, куда бежать?». Ну, мы разъясняем, рассказываем, даём телефоны других горячих линий. Это понятно — люди волнуются.
Би-би-си: Чем были вызваны очереди карет скорой помощи перед больницами?
Н.П.: Город большой. Мы, понятно, собираемся максимально равномерно маршрутизировать пациентов между больницами, но сложно предсказать, когда бригада приедет в больницу. Бывает, одновременно приезжают пятнадцать бригад, хотя они были разведены изначально. А с учетом того, что приём пациентов с Covid-19 имеет определённые особенности, и нельзя просто зайти в дверь, нужно пройти в специальный шлюз — возникают сложности.
Но когда количество Covid-больниц увеличилось до 40, стало проще. Ну, были у нас проблемы дня два, ничего, разобрались. Вы должны ещё понимать некий нюанс — больнице изначально нужно адаптироваться к этим пациентам. На это, как правило, уходило три-четыре дня.
Би-би-си: Если скорая приезжает, а в квартире заболевший родитель, которого надо забирать в больницу, и несовершеннолетний ребенок, больше никого. Что тогда делать?
Н.П.: Есть вариант пассивного размещения в инфекционной больнице для матери и ребенка, это если мать здорова. Если ребенок здоров, он эвакуируется в одну из детских больниц, где за ним присмотрят во время карантина родителей. Но таких случаев у нас мало, находятся обычно родственники, которые забирают детей.
«Профессиональное выгорание — не очень правильное оправдание непрофессионализма»
Би-би-си: Есть такой телеграм-канал, Mash. Они делают карту распространения коронавирусной инфекции — с точностью до дома. Считается, что они ориентируются как раз на кареты скорой помощи. Как они могут получить эту информацию и соответствует ли она действительности?
Н.П.: У меня такая работа, что нет времени интернет и «Телеграм» читать, у меня средний трафик телефона — 14-15 часов ежедневно. Нет у меня возможности карты смотреть. Но мне кажется, такие публикации больше носят фейковый характер. Наша информационная система закрыта, в неё внедриться невозможно.
Би-би-си: Не увеличилось ли количество вызовов в связи с алкогольными опьянениями? Нам в регионах врачи говорили, что в основном выезжают на последствия пьянок — потому что в изоляции люди начинают сходить с ума.
Н.П.: Такого мы пока не замечали, никто с топором по городу не бегает. Хотя я слышал, появилось такое модное увлечение: заказывают не просто еду, а сразу закуски с водкой, получается застолье. Это всё красиво сервируется, привозится, люди сидят гурманят. Я не хотел бы оценивать, насколько это правильно, — каждый для себя делает выбор.
Би-би-си: Но каких-то ощутимых последствий для скорой помощи в этом нет?
Н.П.: Они появятся позже, в виде циррозов печени. У гепатологов работы прибавится.
Би-би-си: Власти города периодически говорят о том, что городские больницы работают на пределе. А какой предел у скорой помощи?
Н.П.: У нашего здравоохранения, учитывая то, что оно государственное, этот предел, скажем так, более гибкий. Если сложно — меняем алгоритм, перестраиваемся, работаем дальше.
Би-би-си: Недостатка бригад нет у вас?
Н.П.: Да нет, хватает. Многие сотрудники перенесли свои отпуска — в апреле, мае, июне. Понятно, мы не можем приказать — мы попросили, но многие работники и сами понимают, что станции нужно помочь, ситуация сложная. Потом, опять же, куда сейчас поедешь?
Би-би-си: Сколько сейчас подстанций работает?
Н.П.: 60. Конечно, эпидемия нас немного подкосила — мы хотели открыть 2 подстанции: на Ленинской слободе и на улице лётчика Бабушкина, но всё приостановилось.
Би-би-си: Сотрудники жалуются на выгорание?
Н.П.: Была одно время такая модная дискуссия про профессиональное выгорание, мы её вели в коллективе. У нас есть два клинических психолога, которые оказывают поддержку. Так вот, мы пришли к выводу, что профессиональное выгорание является не очень правильным оправданием непрофессионализма. Если человеку нравится его профессия, если он от неё получает удовольствие, то у него никакого выгорания не будет.
У нас люди по сорок лет работают: есть врачи, им 75 лет, они до сих пор на выезды ездят. У нас случайные люди отсеиваются через два-три года, остальные работают десятилетиями. Мы фельдшеров ведём с первого курса колледжа, и на втором курсе они к нам на практику приходят и остаются. И у них потом опыт, интуиция. Конечно, коллеги в наших больницах лечат тяжелых больных, кто спорит? Но наши сотрудники каждый день один на один с болезнью: у них ни томографа, ни компьютера, а решать им нужно очень быстро.
Би-би-си: Вот вы сами переболели. Когда карантин закончится, свою плазму с антителами пойдете сдавать?
Н.П.: Да, почему бы и нет. Тем более, её как раз по соседству в институте Склифосовского и берут.