Минсельхоз прогнозирует рекордный урожай зерна около 113 млн тонн. Это приблизительно на 5 млн тонн больше, чем в 2015 г. О том, как рекордный урожай повлияет на стоимость зерна и как проходят зерновые интервенции в России, мы поговорим с нашим гостем Аркадием Злочевским, президентом российского Зернового союза.
Начался важный период в жизни каждого сельхозпроизводителя, который занимается прежде всего зерновыми. Как пошутил один из губернаторов, у нас всегда две проблемы. Когда низкий урожай – это большая проблема. Когда большой урожай – это снова большая проблема. Какие сложности?
— Да. У нас именно, так. Урожай — беда побольше.
— Чего стоит опасаться вот этой осенью?
— Конечно, сложностей очень много. В первую очередь связано это с конъюнктурой рынка. Потому что, как только случается такой урожай, причем он не плановый, а он больше, на бога молимся, да, погодка помогла. И в итоге соответственно возникает проблема с ликвидностью зерновых ресурсов. Их просто некуда девать, излишки. И цены падают.
А это больно ударяет по карманам в первую очередь производителя. Трейдеров и экспортеров это не затрагивает. Они как бы балансируют между внутренним рынком и мировым. Или, скажем, внутренним рынком и продуктами переработки. А вот по стимулам крестьянским хозяйствам, именно по производству, это ударяет достаточно болезненно.
— В этом смысле объемы зерновых интервенций, которые обычно государство имеет возможность регулировать и это делает, каким-то образом помогают? И насколько вообще это эффективный инструмент в современном рыночном понимании?
— Это, безусловно, помогает. Хотя бы даже с точки зрения психологии восприятия. Потому что цены – это психологический фактор, которые заявлены как интернационные, это срабатывает, в какой-то степени удерживает. Но, конечно, эффективность механизма, который мы применяем для закупок, оставляет желать лучшего. И она одна из самых низких в мире.
— Что нужно было бы изменить? Почему она недостаточно эффективна, эта система?
— Ну, система сама по себе построена на конкуренции. То есть биржевые торги, игра на понижение. Вот что… странно и абсурдно, но тем не менее факт нашей биографии: от так называемых минимальных закупочных цен – интернационных — мы пляшем вниз. Тогда почему они минимальные, если они де-факто являются максимальными?
Но мы их называем минимальным, так в документах названо. Но от них только вниз. И вот, скажем, вчерашние торги показали уже снижение цены от заявленной интернационной в среднем на тысячу рублей. Это значит, что крестьяне недополучили деньги от заявленных цен. А весь мир пользуется так называемыми минимальными гарантированными ценами, которые вообще исключены из конкурентной среды, рассчитываются на основе себестоимости. И рынок. История не знает ни одного примера, когда бы рынок опустился ниже минимальной гарантированной цены, в принципе. То есть это цена отсечения. А ровно это и должно быть у нас. Но, к сожалению, не так. Да, мы, бывает, проваливаемся очень низко. И нам очень памятна история 2009 года, когда после очень высоких цен 2007-8-го годов в 2009 году цены обвалились в три раза с 9500 до 3 тысяч рублей за тонну, что ниже себестоимости. Вот это крайне критичный процесс. Итогом обвала 2009 года стал неурожай 10-го. И мы должны это понимать, что там не засуха сыграла огромную роль.
— Какой-то вклад она тоже внесла?
— Конечно, засуха внесла свой вклад в неурожай. Но традиционно от засухи можно потерять примерно 10% планового урожая. Так во всем мире выглядит. Да, а мы потеряли 30%. Еще 20% мы потеряли от плохой конъюнктуры предыдущего сезона и от недовложений в производство. Потому что от погодных явлений можно защищаться только технологическими средствами, больше никак. А когда они не защищены, погода срабатывает очень жестко. И это ведет к катастрофическим потерям, таким как было в 2010 году.
— Чей механизм регулирования рынка вам видится наиболее эффективным и подходящим для нас, чей можно опыт адаптировать?
— Можно применять практически любой опыт. Америка, Канада, Австралия, Европа применяют минимальные гарантированные цены. Это куда более эффективный механизм. Нюансы и тонкости там, где-то лучше, где-то хуже, это можно уже смотреть, для того чтобы улучшить российскую площадку.
— Действительность.
— То есть действительность зависит от законодательства, от тех правил, которые сложились по рынку. Давайте адаптируем все наилучшие механизмы, но фундаментом является все равно минимальные гарантированные цены. Мы предлагаем, соответственно с учетом нашей специфики, практически слить воедино с так называемым механизмом обратного выкупа. Когда крестьяне сдают в интернационный фонд, то по минимальной гарантированной цене имеют право выкупить в последующем этот урожай. Если конъюнктура улучшилась, по той цене, по которой он заложил. Компенсировав только затраты на хранение и, там, агентскую комиссию, грубо говоря, которая необходима и должна быть оплачена. Чтобы мне платить при этом ставки по привлеченному кредиту, за деньги, которые он получил от государства. И это было бы тогда очень важным стимулирующим механизмом для развития производства в первую очередь. Потому что, когда у тебя неликвидное зерно, ты не можешь окупить процесс, это резко снижает инвестиции. А здесь этот механизм практически поддерживает инвестиционный процесс в секторе.
— Давайте рассмотрим мировой рынок. Место России на мировом рынке серьезно улучшилось. Во всяком случае об этом говорит глава Минсельхоза. Ну, и в целом эксперты это отмечают. Россия, как экспортер пшеницы, свои показатели улучшает. И здесь нужно говорить, а где те рынки сбыта в основном, которые сейчас, ну, наиболее перспективны, и что происходит с нашими мощностями, которые позволяют заниматься экспортом зерна. Что с этим? Потому что, если вот взглянуть на карту, основные рынки сбыта пшеницы, то мы видим, что, конечно, самый такой лакомый кусок рынка расположен на Ближнем Востоке и Северной Африке. Там очень серьезные рынки. Но разного рода перевалочные мощности, все, что касается элеваторов и так далее, сосредоточено в основном в европейской части России. Там у нас явно инфраструктура не готова. Я имею в виду на Дальнем Востоке. Правда?
— Да, инфраструктура там, может быть, сегодня не очень готова, хотя там мощности есть. И они недозагружены. Там есть прямой вариант в порту Восточный во Владивостоке, соответственно там, можно переваливать зерно. И реально перевалка идет, просто объемы небольшие. А под объемы там точно появится терминал, может быть, и не один. Но где эти объемы, и, собственно говоря, это вопрос внутренней логистики. Расстояние от тех зерновых зон, которые, в которых мы выращиваем и приспособлены для дальневосточного вывоза, ровно такой же, как для южного. Потому при наличии всех тех же прочих, составляющих преимущество у юга, потому что там есть инфраструктура и есть налаженные каналы связи. Поэтому мы в ту же самую Южную Корею отгружаем с Новороссийска, а не с Дальнего Востока, в том числе и сибирское зерно. И расстояние то же самое. Мы давно уже говорим на эту тему с правительством и РЖД. Предлагаем сделать льготный режим. На такие расстояния надо вводить очень большие льготы, для того чтобы стимулировать. Невозможно возить. Мы возим гораздо дороже, чем наши конкуренты, вот в чем проблема. В результате зерно у нас становится просто неконкурентоспособным на внешних рынках.
— Просто цена.
— Именно из-за транспортных затрат. Потому что возим гораздо дороже. Понятно, что у нас может быть не подготовлена еще внутренняя инфраструктура. Но мы же действуем ровно наоборот. Потому что, скажем, все зерно перевозится в Америке отправительскими маршрутами. И это обходится почти в два раза дешевле, чем немаршрутные отгрузки. А мы можем тягаться по стоимости немаршрутных отгрузок. Но де-факто. Поскольку они маршрутами возят, они возят в два раза дешевле нас на те же расстояния, понимаете.
— Да.
— И в конечном итоге это значит, что нам надо маршрутизировать перевозки. Мы только начали этот процесс. Была рабочая группа в Минсельхозе, которая обсуждала эту проблему. Было определенно 4 терминала, они в практике начали маршрутизировать свои отправки на порты. А еще 9 готовы были приступить к этой работе. Но тут поменялись правила по маршрутам. И теперь количество вагонов не 47, а 60 надо. А у нас на пути столько не встает ни на одном терминале.
— Конечно.
— Вообще осуществить погрузку необходимо за сутки, за 24 часа, а мощности не позволяют. В результате мы выпали даже из тех скидок скромных, там в два раза дешевле, а у нас 10% скидка на маршрут. Соответственно как в этих условиях. Ну, либо мы приведем к таким же условиям, как у них, и станем конкурентоспособны. Либо мы так и будем оставаться в неконкурентоспособном состоянии.
— Но у вас есть ощущение, что власти вас слышат, что в министерстве понимают, о чем говорят участники рынка?
— Эту тему мы обсуждали с РЖД. РЖД там вроде как понимает, что говорит, что не все от них зависит. И у них всего — 25% скидки. И их-то не дают, эти 25%. А это явно недостаточно для дальневосточного вывоза. Там надо больше. То есть это должно решать правительство. Правительство решало, пока у нас было специальное поручение президента на тему решить по Сибири и Дальнему Востоку. И там предоставляли 50%-ю скидку на дальность свыше 1100 километров. Но это время кончилось.
— Что значит «кончилось»? Чего, поручение президента – это какое-то поручение с конечным сроком исполнения?
— Ну, это поручение, благодаря поручению удалось решить. А так мы, я говорю конкретно про Российский зерновой союз. Каждый год ходили в федеральную службу по тарифам.
— Сезон прошел, и вроде как заиграли?
— Пока существовал, и продлевали эту скидку. Каждый год предоставляли документы и так далее. То есть это не системное решение.
— Президент должен каждый сезон это говорить, чтобы продлить это решение?
— Конечно. В настоящее время это вообще иссякло. И теперь нам говорят и отвечают все чиновники: ну, вот, у нас новый тариф готовится №1001 по железной дороге. Ну, вот давайте в нем чего-то и предусматривать. А никакие льготные режимы, после того как мы образовали Евразийское экономическое сообщество, невозможно, поскольку они будут действовать и распространяться на всю евразийскую территорию.
— Что касается валютной составляющей. Потому что все производители, все те, кто работает на экспорт чего бы то ни было, в разных секторах российской экономики обычно оценивают курс рубля. Чуть крепче, то уже невыгодно. Чуть слабее, то лучше. Для производителей зерна, вообще для сельхозсектора нынешний уровень российской валюты, он комфортен, можно сказать, что у нас здесь есть конкурентное преимущество, оно по-прежнему сохраняется?
— Я бы не сказал, что оно по-прежнему сохраняется. Но оно, безусловно, есть, это преимущество. Но иссякает быстро.
-По времени оно же ограничено. Там все-таки 2-3 года, это то, чем можно в среднем пользоваться, если девальвировать?
Конечно, эффект девальвации сработал. И на момент, когда рубль обвалился, мы уже теряли конкурентоспособность. Мы проигрывали последние тендеры в Египте, а это крайне важный институт.
— Давайте рассмотрим ситуацию с Египтом.
— Действительно, сложилась интересная ситуация для нашей страны. Россия уже на этот момент практически проигрывала все французам и румынам. И тут вдруг обвалился рубль. На этом мы стали все резко выигрывать. То есть это, безусловно, сработало. Более того, я считаю, что само импортозамещение реальное, которое случилось за эти пару лет, оно произошло отнюдь не от антироссийских санкций. Антисанкции привели только к импортозамещению, они сменили географию поставок.
— Да.
— Не более того. А вот обвал рубля реально обеспечил это импортозамещение. Заместил на прилавках импортную продукцию отечественной, национальной. Это крайне важный процесс. Но эффект уже практически исчерпан. Он подошел к концу. И сейчас надо резко повышать свою конкурентоспособность. Для этого все программы и государственная поддержка должны быть заточены на повышение конкурентоспособности. А они таковыми не являются на сегодняшний день. Они вообще не затачивают нашу конкурентоспособность, не повышают ее. А иной раз даже снижают.
— Расскажите про египетскую историю, потому что то, что, в общем, Россия здесь уже борется опять за этот рынок, а он для нас был одним из основных. Я так понимаю, что, там, Турция, Египет – это такие основные импортеры, во всяком случае по этому направлению, по российскому зерну были. Ну, формально придираются египтяне из-за грибка спорыньи. И это аргумент, это серьезный аргумент? Или они просто здесь выторговывают себе более выгодные условия, потому что вот новость о том, что, ее комментирует вице-премьер Аркадий Дворкович, что мы будем запрет на ввоз в РФ овощей из Египта тоже вот обсуждать и оценивать его влияние на инфляцию. Это все выглядит таким обменом. Мы сейчас вот притормозили их импорт овощей, из-за того что они не могут с нами договориться. Есть ли тут момент такой конспирологический?
— Я бы не ставил в один ряд овощи с зерном. Это разные вещи. Дело в том, что Египет своим решением практически подорвал собственные позиции по снабжению населения продовольствием. А когда Египет осознает этот вопрос… Там у них свои внутренние процессы, своя кухня, в которую мы не вмешиваемся.
— Восток.
— Скорее всего, да, это связано, и решение основано было на том докладе, который сделал Минздрав египетский в отношении здоровья египетской нации. И там эта спорынья была поименована. И соответственно какие риски она за собой несет. Просто чиновники минсельхозовские — египетские, я имею в виду, чиновники, не наши, — они перепугались этого доклада Минздрава египетского. И решили принять такое решение. Сказали, ну, нет, чтобы ограничить наши поставки. Властям Египта надо соответственно защищать интересы своего населения. Скорее всего, с перепугу, скажем так. Но власти приняли решение по нулевому порогу, что, в принципе, нереально и невыполнимо. В результате провалили все последние тендеры, потому что никто не подал заявки. Сейчас до них быстренько дойдет, что выполнить эти требования невозможно. А как они останутся без снабжения? Мы помним, чем закончилась история 2010 года, когда мы нашему эмбарго сильно помогли египетской революцией.
— Кстати, да.
— Сместить. Да. И соответственно…
— На самом деле не «Фейсбук», а вот такие истории серьезнее всего влияют.
— Да. Это же реальные хлебные бунты были. Естественно, никто там не пойдет на то, чтобы хлебные бунты допустить. Поэтому они вернут все эти уровни. Другой вопрос, до какого уровня и порога, мы сейчас там ведем переговоры с египтянами в отношении обоснованности. Потому что был 0,05. Ну, достаточно высокий порог. Его можно понизить реально, да, там, скажем, до 0,03. Ну, и все, и как бы и красиво соблюсти фасад, и позаботиться о здоровье египетской нации, но при этом и реальные поставки поддержать. Потому что их просто сейчас зарубили своим решением. И все, сейчас невозможно поставлять.
Спасибо большое, Аркадий Леонидович, за то, что нашли время, пришли к нам. Спасибо. Аркадий Злочевский, президент Российского зернового союза, обсуждали мы ситуацию на зерновом рынке России.
Источник: vestifinance.ru