Это одни из последних свидетельниц Холокоста. Эти женщины, а тогда — маленькие девочки, выжили чудом. Но на этом их борьба не закончилась. Каждая из них нашла свой непростой путь, чтобы привыкнуть к мирной жизни и стать ее частью. А еще — найти силы рассказать свою историю. Хотя, даже спустя 75 лет, им все еще нелегко говорить.
Ева Сэпеши: «Хуже Освенцима может быть только одно — забыть, что он был»
Ева Сэпеши родилась в Венгрии в 1932 году
87-летняя Ева Сэпеши крутится перед телекамерой, словно ребенок: «А эти бусы сюда подходят? А лучше с жилеткой или без?» Ей было 12 лет, когда она оказалась в концлагере Освенцим. На этом детство Евы закончилось, и сейчас она будто пытается наверстать упущенное.
Перед началом интервью она достает духи, брызгает на запястья и произносит: «Знаете, у моей мамы были замечательные духи в красивом флаконе. Ребенком я как-то достала флакон из шкафа, потому что мне хотелось пахнуть так же вкусно, как мама. И вдруг разбила его… Весь дом наполнился запахом духов.
Почему-то именно этот запах мерещился мне всю дорогу, пока нас везли в Освенцим. На самом деле в нашем вагоне стояла ужасная вонь. Испражняться ведь не выпускали. Кого-то тошнило. Но я не чувствовала ничего. Вместо ужасного запаха мне чудился аромат маминых духов».
Мимо газовой камеры
На Еве — бусы из жемчуга и яркий синий свитер, от волнения она чуть теребит рукав. Под этим рукавом — на тыльной стороне руки — татуировка «26877». Этот номер ей вытатуировали наутро после прибытия в Освенцим.
«После войны я часто припудривала татуировку или закрывала ее рукавом блузки. Но я никогда не хотела свести этот номер. Он принадлежит мне. Многим узникам набивали большие номера на внешней стороне руки, а у меня маленький. Мне повезло», — говорит Ева.
Татуировки с номером делали всем узникам Освенцима — даже детям
70% процентов людей, привезенных в Освенцим, убивали в течение первых суток. Железнодорожные рельсы шли прямо до газовых камер. Людей выгружали из вагонов, кого-то отбирали для работы, а остальных тут же убивали.
Вагон, в котором ехала Ева, направили в барак, а селекцию назначили на следующее утро. Перед рассветом к девочке неожиданно подошла словацкая женщина, работавшая в Освенциме надзирателем.
«Сколько тебе лет? 12? Тебе 16, и не пробуй даже прикинуться младше!», — грозно сказала она.
Ева испугалась и растерялась, но когда на общем построении ее спросили о возрасте, она выпалила в ответ: «Шестнадцать». Это спасло ей жизнь.
Всех, кто был младше, отправили в газовые камеры, а Еву определили на работу в каменоломню.
По данным Нюрнбергского трибунала, в системе концлагерей Освенцим было истреблено до 4 млн человек
Звезда на всю жизнь
«К январю 1945 года я была уже очень-очень больна, и у меня абсолютно не осталось сил. А вокруг лежали мертвые или еле живые люди. Красная Армия была уже близко. Фашисты отступали и уводили с собой всех, кто еще мог стоять на ногах. У них был приказ пристрелить тех, кто оставался в Освенциме, чтобы некому было рассказать, что они там творили», — вспоминает Сэпеши.
Ева тогда постоянно теряла сознание и была на грани смерти. На нее решили не тратить патроны.
Советские солдаты освободили концлагерь Освенцим 27 января 1945 года и спасли 7000 уцелевших узников. За жизнь каждого из освобожденных потом еще долго боролись врачи
«В какой-то момент я очнулась и поняла, что лежу на горе трупов. У меня абсолютно не было сил, но я не хотела сдаваться. Я что-то промычала, ко мне подошел человек и накормил меня снегом. Мне так помог этот снег! Когда я снова открыла глаза, я увидела перед собой русского солдата в такой красивейшей меховой шапке. На ней была красная звезда. Он мне улыбнулся… И я была так счастлива тому человеческому теплу, которое излучало его лицо. Это вернуло меня к жизни. Я всегда буду помнить его», — добавляет Ева, улыбаясь.
Media playback is unsupported on your device Холокост. Последние свидетели
Задавить все
«Я смогла жить дальше после войны, потому что все в себе подавила. Я старалась не думать, что происходило со мной в прошлом, построить новую жизнь. И я все подавила, запихнула вглубь души. Но это нельзя навечно спрятать», — вздыхает Ева.
Она рассказывает, как после концлагеря заново училась ходить, как трудно было снова сесть за школьную парту и как она искала и находила в себе силы, чтобы жить дальше.
Более 40 000 концлагерей и гетто создали нацисты на территории Европы (по данным исследования Американского мемориального музея Холокоста)
«Многие из тех, кто сдался, будучи в Освенциме, не выжили. Когда сдаешься и говоришь, что больше не можешь, наступает конец. Нужно себя заговорить, что ты все преодолеешь. И это помогает», — говорит Ева.
В 1951 году она встретила своего будущего мужа. Ева признается, что очень спешила создать семью: «Больше всего на свете я хотела иметь ребенка. Ведь я потеряла родителей, и так хотелось иметь близкого человека. Так появилась моя первая дочь Юдит».
Но как воспитывать маленького ребенка, Ева, разлученная с родителями в десятилетнем возрасте, не знала: «Мама исчезла из моей жизни слишком рано. Мне не хватало ее любви, ее примера перед глазами, поэтому когда я сама стала матерью, это было непросто. Иногда я просто не знала, как себя вести».
После войны Еве удалось отыскать лишь одну уцелевшую фотографию своей мамы. Лишь в 2016 году Ева узнала, что ее мать и младший брат тоже были в Освенциме, но не выжили
В 1956 году Ева снова увидела советских солдат. Но на этот раз испытала от этой встречи совсем другие эмоции. В конце октября 1956 года СССР ввел войска в ее родной город Будапешт для подавления Венгерского восстания.
«С одной стороны, советские солдаты спасли жизнь мне и тысячам других узников фашистских концлагерей. С другой, я своими глазами видела, как советские солдаты утопили в крови венгерское восстание. И это сложно принять и совместить в голове. Но такая вот жизнь — разная. Но я все равно хорошо отношусь к русским», — добавляет она.
После подавления восстания семья Евы вынуждена была бежать из Венгрии. Они осели в Германии, где мужу Евы предложили работу.
50 лет после войны Ева молчала о пережитом в Освенциме: ее близкие знали об этом как о кратком факте из ее биографии — она никогда не рассказывала им о пережитом. Но в 1995 году режиссер Стивен Спилберг пригласил Еву приехать на место бывшего концлагеря. Тогда она впервые рассказала свою историю родным. Сегодня Ева много выступает перед школьниками. Говорит, в начале разговора многие бывают настроены скептически, но к середине беседы равнодушных обычно не остается.
«Когда я слышу, что Освенцим — это выдумка, я думаю: как же важно всем пережившим, и мне в том числе, доносить до следующих поколений, как все было на самом деле. Чтобы такое никогда больше не повторилось. Мой братик, моя мама — они не могут говорить. Всех, кого убили нацисты, лишили голоса, сделали немыми. А значит, рассказывать за них должны мы».
Тамар Драйфус: «Нужно время, чтобы воскресить в себе человека»
Тамар Драйфус родилась в Литве в 1938 году
«Мне потребовалось много времени, чтобы научиться просто снова смотреть людям в глаза после войны», — говорит Тамар Драйфус и строго смотрит поверх очков.
Кажется, к своему рассказу она подготовилась основательно. Тамар достает из сумочки несколько старых фотографий, четки, молитвенник, с которыми она не расставалась во время войны, и айфон.
«Ой, а вы ж разбираетесь в технике, — скорее утвердительно говорит она. — Научите меня делать так, чтобы телефон лежал тихо и только жужжал?»
Фартовое платье и будка пса
«Еврейское гетто в Вильно создали в 1941-м. Мне тогда было чуть больше трех, но я четко помню многие вещи, особенно день, когда я в последний раз видела отца, — начинает Тамар. — Это было в 1943-м. В гетто пришли немцы, скомандовали всем выйти. Мы спрятались, но снаружи услышали приказ, что все мужчины должны выйти, иначе нас взорвут».
Отца Тамар вместе с другими мужчинами забрали на принудительные работы. Позже она узнала, что его убили.
По данным историков, гетто и концлагеря пережили только 6% евреев Литвы
К 1943 году в гетто Вильнюса истребили около 50 000 человек. Тамар и ее мать отправили в концлагерь. По пути они трижды пытались бежать. Первые две попытки провалились: за первую мать Тамар приговорили к 25 ударам плетьми. На третьем ударе женщина потеряла сознание. Несмотря на это, она верила, что лучше быть убитой при попытке бежать, чем безропотно принять происходящее. Во второй раз их снова поймали — но не убили. Мать Тамар ударили по голове, и она провела без сознания два дня.
«На последней пересылке нас отправили в душ. Слава богу, это был обычный душ. Все разделись. Мама нашла в куче одежды себе костюм, а мне — платье. Она даже повязала мне бантик, гордо подняла голову, и мы пошли», — вспоминает Тамар.
Хорошо одетые женщина с ребенком беспрепятственно прошли мимо всех охранников и вышли за ворота лагеря. Возможно, постовые подумали, что это семья одного из офицеров.
Тамар (на снимке слева) с мамой и отчимом, конец 1940-х годов
После этого Тамар с матерью еще долго прятались от фашистов, переходя из деревни в деревню, от одного двора к другому. Однажды они три дня скрывались от облавы в будке сторожевого пса. Почему-то грозная собака не выдала своих неожиданных соседей и даже делилась с ними едой из своей миски: «Каждый раз, когда ему приносили еду, он не ел, а оставлял нам. Мама говорила, что люди хуже зверей, потому что зверь съест добычу, насытится и успокоится, а люди — нет. У людей не наступает насыщения, они всегда хотят больше».
«Когда мы скрывались, мама часто просила меня сидеть молча, чтобы я случайно нас не выдала. Поэтому когда война закончилась, я не сразу осознала, что все, теперь мы свободны. Это был долгий процесс. Чтобы воскресить в себе человека, нужно время», — говорит Тамар.
Но для нее борьба с фашизмом не закончилась ни в 1945-м, ни даже десять лет спустя. В 1959 году муж Тамар получил работу в Мюнхене, и она, хотя ужасно не хотела ехать в Германию, все же согласилась.
В 1948 году Тамар поехала жить в Израиль. Там она отслужила в армии и встретила своего мужа Гарри
«Когда мы переехали [из Израиля], вокруг было еще полно нацистов. И было невыносимо постоянно видеть их, везде их встречать и знать, что они остались безнаказанными. Далеко не всех ведь осудили. Многие даже не раскаивались в содеянном. И смириться с этим было невероятно сложно».
Тамар с мужем не могли просто так смотреть на это — они начали помогать так называемым «охотникам за нацистами» — волонтерам, пытавшимся найти тех, кто остался безнаказанным после Второй мировой войны. Тамар и ее мужу удалось добиться наказания по меньшей мере для одного человека — бывшего шефа гестапо в Кельне.
Тамар признается: вернуться к нормальной жизни после войны ей помогли семья, друзья и книги.
Сейчас Тамар живет одна: ее муж умер несколько лет назад, а дети создали собственные семьи. Тамар внимательно следит за современной политикой: «Ультраправые снова приходят к власти по всему миру. И это меня очень настораживает. Люди снова не любят чужаков. Это отношение нужно менять. Людей надо принимать вне зависимости от их цвета кожи, вероисповедания и языка, на котором они говорят. Но за то, чтобы так было, нам предстоит еще побороться».
Многие дни Тамар расписаны почти по минутам: выступления перед школьниками, лекции в университетах и на конференциях, интервью на телевидении. Она надеется, что и современные ультраправые услышат ее выступления и несколько раз подумают, прежде чем «прятаться за своими броскими лозунгами».
«Я верю в нынешнюю молодежь. Между нами — десятки лет разницы, но мне кажется, мы понимаем друг друга. В конце концов, перед этими ребятами стоят те же вопросы, что и передо мной 60-70 лет назад, только в чуть менее радикальной формулировке. И я буду рада, если смогу помочь молодым найти ответы».
Мария Нейман: «Война научила доброте»
Мария Нейман родилась в 1930 году в Беларуси
Уверенная и быстрая походка, накрашенные губы — глядя на Марию Нейман, трудно поверить, что ей 90 лет.
«Утром интервью с Би-би-си, а вечером пойду в кафе: мы каждые две недели там собираемся с ребятами. Сидим, делимся впечатлениями, обсуждаем что-то — иногда новости, но чаще книги. Очень люблю читать», — говорит Мария.
Erzael-cafe в центре Кельна — место встречи тех, кто прошел через Вторую мировую войну. Там Мария часто видит Тамар Драйфус. Войну собравшиеся вспоминают нечасто. Но все же некоторые истории первый, а иногда и единственный раз, прозвучали именно в этом кафе.
Пара обуви на деревянном ходу
Война для Марии началась 23 июня 1941 года, когда в Борисов (ныне территория Беларуси) пришли фашисты. Всех евреев тут же согнали в гетто.
«Мы рано вставали. Натягивали на себя все, что могли натянуть, и выходили на работу. Вкалывали до позднего вечера. Чистили улицу, таскали тяжести. Нас часто били. Причем обычно без особой причины», — вспоминает Мария. Ей тогда было десять лет.
20 октября 1941 года гетто ликвидировали, за сутки расстреляв почти всех. По оценкам историков, спастись удалось лишь нескольким десяткам человек из более чем 7000 заключенных.
«Нам удалось с сестренкой спастись благодаря маме. Она сказала отцу спрятаться в погребе со старшими детьми. Мама захлопнула за нами крышку и закрыла ход половичком. Младшеньких мама оставила с собой наверху — боялась, что они могут плачем выдать нас, и тогда все погибнут. Через миг в дом вошли немцы и увели маму и наших младшеньких на расстрел».
Из погреба Мария, ее сестра Геня и отец не выходили двое суток. Все это время они слышали, как фашисты убивают жителей Борисова.
«Начинаю говорить об этом, — и даже сейчас у меня мороз по телу. Не отходят от меня эти переживания, живут в самом сердце. Никуда не деться. Но жить надо и говорить Богу спасибо за каждый прожитый день», — уверенно добавляет она.
Мария (на обеих фотография справа) и ее младшая сестра Геня — одни из немногих, кто выжил после ликвидации гетто Борисова в 1943 году
После двух месяцев скитаний по окрестным деревням отец Марии ушел в партизаны. А девчонок определили в детдом.
«Прощаясь, отец сказал: верьте в Бога и верьте в людей. По этому завету я и живу по сей день. Всякое было, но всегда доводилось встретить людей, которые помогали мне, казалось бы, в безвыходной ситуации. Не каждому можно довериться. Но сердце всегда верно подсказывало, кому можно открыться».
Уже после войны Мария узнала, что ее отец погиб летом 1944-го года, чуть-чуть не дожив до освобождения Борисова.
«В детдоме было трудно. У нас была одна пара обуви на деревянном ходу. Мы там и тифом, и чем только не болели. А еще частые бомбежки. В отделении мальчиков погибли ребята. А нам повезло — под нашими окнами упала фугасная бомба, но не взорвалась».
После войны Мария вернулась в Борисов, окончила школу и поступила в кулинарный техникум. В один из осенних дней она встретила Дмитрия — парня, с которым они жили по соседству до начала немецкой оккупации. Через несколько месяцев молодые люди поженились. Дмитрий ушел из жизни рано — всего через несколько лет после свадьбы. Снова искать любовь Мария не захотела. Но пережитое не озлобило ее.
«Главный урок, который я вынесла из войны и всех испытаний, — о доброте. Доброта есть, и она сильнее зла. Я старалась и стараюсь быть доброй, и это дает мне силы».
.