О влиянии снижения добычи нефти на деятельность компании, перспективах тарифообразования и территориальных рисках рассказал в программе «Мнение» Николай Токарев, президент «Транснефти».
— Россия впервые с 99-го года участвует в сделке с организациями стран-экспортеров нефти о сокращении добычи, для того чтобы стабилизировать цены на «черное золото» на мировом рынке. Принятое решение о сокращении, поэтапном сокращении добычи на 300 тысяч баррелей в сутки, начнет действовать с 1 января. «Транснефть» будет участвовать собственно в учете поступающей нефти. Потому что контроль за тем, как соблюдают эти договоренности компании, они должны между собой договариваться, Минэнерго пошло на это?
— Созданные мониторинговые группы, в которых будут участвовать представители всех нефтяных компаний, вовлеченных в этот процесс, чтобы обеспечить страновой баланс по сокращению добычи. Такая рабочая группа в рамках всей ОПЕК и не-ОПЕК-группы будет тоже создана, и она будет вести учет. Поэтому здесь механизмы простые, понятные. Определены объемы, в рамках которых нефтяники должны обеспечить сокращение добычи. Но а в целом учет обеспечивает Центральное диспетчерское управление Минэнерго, что, собственно, оно и призвано делать. «Транснефть» — это транспортная компания. Мы будем обеспечивать реализацию заявок нефтяников в тех объемах, в которых они нам заявят для конкретных направлений.
— Но по этим заявкам тоже можно будет судить, насколько компании соблюдают принятые на себя обязательства?
— Конечно. Да, это, безусловно, так, да.
— Вы ожидаете падения экспорта?
— Вы знаете, сейчас сложно говорить, как перераспределиться снижение добычи между внутренним рынком и экспортом. Скорее всего, нефтяники будут решать сами. Главное, что объем страновой добычи должен быть обеспечен в том объеме, в котором согласован: 300 тысяч баррелей уменьшения в сутки. Я думаю, жизнь — она все расставит на места. Мы это скоро увидим, как это все произойдет.
— В целом падение объема прокачки нефти через трубопроводы?
— Ну, конечно, мы должны будем почувствовать это на себе. Все-таки 15 миллионов по году в пересчете на полугодие, пока будет действовать соглашение, — это порядка 6 миллионов тонн. Оно не смертельное. Тем не менее это тоже объем, грузооборот и наша тарифная выручка. Все зависит и от объемов нефти, которую мы перекачиваем. Ситуация такая, что сегодня все оказались в трудном положении, и нефтяники. Естественно, мы плоть от плоти нефтяной отрасли, и это касается и нас.
— Это падение нужно компенсировать. Что сегодня происходит с тарифообразованием и есть ли вас возможности здесь найти вот этот баланс?
— Существуют простые методики, которые утверждены правительством. Они не вызывают никаких споров ни у кого. Но тем не менее тарифы индексируются совершенно по другим критериям.
— Нежели остальным компаниям или с кем-то сравниваете себя?
— Да нет, могу сказать только за «Транснефть». Я не буду говорить за РЖД, за энергетиков, там другая ситуация. В отношении «Транснефти» сегодня применяются тарифы, которые значительно ниже, чем были бы, или которые предусмотрены теми методиками, которые утверждены правительством. Почему это происходит? Ну, мы все знаем остроту вопроса с бюджетом. Есть проблемы. Они, конечно, рикошетом оказывают воздействие и на тарифы образования для «Транснефти». Вопрос не закрыт. Сегодня дискуссия эта ведется. Федеральная антимонопольная служба работает над этой темой. Завтра состоится правительственная комиссия по ТЭКу, и там тоже этот вопрос включен в повестку дня. Я думаю, в ближайшее время мы отрегулируем все эти темы, чтобы и нефтяники понимали, откуда что взялось, и для «Транснефти» это было приятно, но и в целом для отрасли.
— Какой тариф для вас сегодня оптимален? Было ли у вас больше взаимопонимания с Федеральной службой по тарифам до передачи вопроса в Антимонопольную службу?
— Федеральная служба по тарифам в свое время не оказывалась в такой ситуации, в какой оказались сегодня все и экономика страны в целом, в сложном. Поэтому там было проще решать. Были определенные механизмы и методики, по которым все эти расчеты делались. Провели расчеты, включили, просуммировали и получили тариф. Сегодня процесс тарифообразования несколько видоизменился в силу того, что у ФАС свои представления. Потом к этому процессу стали привлекать и нефтяные компании, что, на наш взгляд, не совсем, может быть, и технологично. Поскольку большим «колхозом» всегда сложно решить сложную проблему. У всех есть свои интересы, и каждый свои интересы пытается сделать основными. Но, тем не менее, находим эти механизмы, находим эти решения. Пусть они не совсем оптимальные для нас, но тем не менее.
— Какие пожелания по тарифам у «Транснефти»?
— Мы высказывали свое пожелание в размере 6,5-6,35. Вот посмотрим, как завтра на правительственной комиссии все это сложится.
— В случае если правительство не идет вам навстречу, то вы сокращаете свои инвестиционные расходы в следующем году?
— Тариф — это единственный источник дохода для «Транснефти». И из ресурсов, которые образует наша выручка за счет тарифа, мы эксплуатируем систему, развивает компанию, осуществляем капитальный ремонт, реконструкцию, модернизацию. Новое строительство, как правило, на заемные средства ведем. Конечно, снижение выручки, снижение доходности всей нашей деятельности, оно каким-то образом, этот контекст, он будет сопровождать нашу инвестиционную деятельность и ремонт. Пока все остается в тех запланированных объемах и параметрах, которые утверждены. После того как будет понятно, что с тарифом, мы, возможно, вернемся еще к этому вопросу.
— «Транснефть» реализует множество проектов. Это и трубопровод по экспорту дизеля, это и новые трубопроводные системы, уже подключенные к месторождениям. Насколько сложнее технически и экономически сооружать нефтепродуктопроводы, если сравнивать с нефтепроводом?
— Знаете, они разные в силу того, что нефтепродуктопроводная сеть, она идет не по безлюдным местам, а, как правило, в густонаселенных районах. Это проблема уже другого порядка: и юридическая, и землеотводы. В общем, эти вещи, они решаются не менее трудно, чем, скажем, суровые морозы.
— Как узнают и реагируют люди, что нефтепродуктопровод пройдет через их территорию – деревню или дом, где они проживают?
— Такого не бывает. Мы через деревни, через населенные пункты не строим. Дело в другом: что раньше в свое время в 60-е годы, 70, 80-е годы строились и нефтепроводы, и нефтепродуктопроводы. Они недостаточно правильно с юридической точки зрения были оформлены и занесены в кадастры. Им не присвоены охранные зоны.
Местные муниципальные власти, особенно в Пермском крае, это показательно, просто давали разрешение на застройку в охранных зонах этих нефтепроводов. Люди, не зная или зная, тем не менее строили капитальные дома и другие хозяйственные постройки, и все это в настоящее время превратилось в кошмар и для них, и для нас.
— Это только для Пермского края характерно?
— Ну, это характерно, поскольку здесь в Хотьковском районе для «Газпрома» такая же история. К сожалению, я бы не хотел оказаться на месте людей, которые построились в охранной зоне. Они действительно подвержены рискам или жизни, или имуществу. Там ведь копают колодцы, жгут костры. В общем, масса всяких житейских проблем, связанных с рисками для них самих. К сожалению, никто до сих пор не дал правовой оценки этой ситуации. Кто виноват? Почему люди оказались в таком положении? И кто должен компенсировать им построенное жилье, возместить издержки, которые они поимели? Они апеллируют к «Газпрому», «Транснефти», «ЛУКойлу» — вы богатые, давайте убирайте свои трубы. Но это тоже, в общем-то, в один день не делается, и не мы виноваты. Надо разобраться с правовой точки зрения во всем этом вопросе.
— У вас идут судебные процессы сейчас?
— Да. Все судебные иски, которые мы подавали, они удовлетворены. Потому что реально людям нельзя там находиться.
— Значит должны компенсировать городские и региональные власти, которые давали разрешение на строительство?
— Сейчас все в процессе. К сожалению, очень трудно идет решение этой проблемы, тем более зима сейчас. Хотя суды вынесли положительное решение в пользу нефтяных и газовых компаний.
— Важно, что такая история повториться не может, как вы сказали, потому что все новые трубы проходят.
— К сожалению, в Московской области, несмотря на все наши предупреждения, таких случаев достаточно много.
— Они появляются?
— Продолжаются, да.
— Почему говорят о возможном объединении «Транснефти» и «Роснефти»? Возможно ли это?
— С точки зрения экспертов, которые глубоко знают эту тему и проблемы нефтегазовой отрасли, совершенно очевидно, что вопрос этот надуман. Вообще, он используется в рамках такой грубо срежиссированной заказной кампании против «Транснефти». Я не считаю серьезным и необходимым комментировать эти надуманные досужие рассуждения таких малокомпетентных деятелей, поскольку они не стоят того и не надо тратить время аудитории на обсуждение этого вопроса.
Отмечу только один момент: на эстраде есть такой оригинальный жанр, он называется художественный свист. Это выходит артист и свистом выводит немыслимые мелодии. В данном случае по теме объединения «Транснефти» и «Роснефти» — это просто художественный треп.
Источник: vestifinance.ru