Игорь Рудников сидел в «Лефортово» в 2017-2018 годах
Обвиняемый в госизмене бывший спецкор «Коммерсанта» и «Ведомостей» Иван Сафронов оказался вторым российским журналистом, заключенным в московский СИЗО-2 «Лефортово» за последнюю четверть века. В 2017 и 2018 годах там сидел журналист из Калининграда Игорь Рудников, чье дело о вымогательстве 50 тысяч долларов у генерала Следственного комитета в итоге развалилось в суде.
Рудников рассказал Би-би-си, как выжить в «Лефортово», который считается изолятором ФСБ, и почему в тюремной библиотеке он выбрал ту же книгу, которую сейчас читает Сафронов.
Советник главы Роскосмоса Иван Сафронов был задержан и отправлен под арест в «Лефортово» 7 июля на два месяца. 13 июля ФСБ предъявило ему обвинение по статье о госизмене, ему грозит от 12 до 20 лет колонии.
ФСБ утверждает, что обвинение не связано с журналистской деятельностью Сафронова, адвокаты с этим не согласны.
Media playback is unsupported on your device «Следствие скрывает от нас улики». Адвокаты о деле Сафронова
Во-первых, их подзащитному вменяют сбор и передачу в Чехию информации о военно-техническом сотрудничестве России с ближневосточными и африканскими странами в 2017 году — в то время Сафронов работал спецкором «Коммерсанта» и писал на эти темы. Во-вторых, экс-журналист и сам уверен, что его «прессуют за заметки». При этом в чем конкретно обвиняют Сафронова и зачем понадобилось его арестовать, защите до сих пор не известно.
Сафронов уже больше недели находится в «Лефортово», в камере он один, первые передачи и письма он получил во вторник. Пока бывший журналист читает антиутопию Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» из тюремной библиотеки, но уже заказал больше 60 книг классической литературы. 16 июля Мосгорсуд рассмотрит апелляцию защиты на арест Сафронова — 7 июля Лефортовский суд отправил его в СИЗО до 6 сентября.
До Сафронова единственным журналистом, попадавшим в «Лефортово» был Игорь Рудников. Узнав об аресте Ивана Сафронова, Рудников, сидевший в этом СИЗО в 2017-2018 годах, разместил в «Фейсбуке» советы друзьям и близким журналиста.
Пропустить Facebook пост , автор: Igor
На месте арестованного журналиста Ивана Сафронова может оказаться каждый. Прочитайте — хотя бы ради себя и своих…
Posted by Igor Rudnikov on Tuesday, 7 July 2020
Конец Facebook сообщения , автор: Igor
«Ивана будут ломать — морально, психологически, физически, — написал Рудников. — Скорее всего, без побоев. Но само пребывание в этих заведениях — уже пытка, цель которой довести арестанта до состояния, когда он согласен на сотрудничество со следствием, то есть на частичное признание вины. Лишь бы хоть на несколько лет сократить срок заключения, получить какие-то поблажки — телефонный звонок родным, свидание с любимой девушкой».
Би-би-си попросила Рудникова рассказать о времени, которое он провел в «Лефортово».
«Жутко ломает и подавляет — как будто тебя здесь уже приговорили»
Би-би-си: Как вы оказались в «Лефортово»?
Игорь Рудников: 1 декабря 2017 года — ровно через месяц после моего ареста в Калининграде, где я сидел в одиночке в местном СИЗО. Из-за митингов в мою поддержку в Следственном комитете решили увезти меня в Москву.
В марте 2018 года мне предъявили обвинительное заключение. Его долго не утверждала генпрокуратура, в итоге я провел в «Лефортово» 10 месяцев. 23 сентября 2018 года меня этапировали обратно в Калининград. Затем перевезли в «Кресты» и судили в Петербурге, поскольку калининградские судьи взяли в этом деле самоотвод.
Би-би-си: Чем отличается «Лефортово» от других СИЗО?
И.Р.: До 2005 года это была тюрьма ФСБ, и я думаю, сотрудники там и сейчас фсбшники. В «Лефортово» даже уборщица «в погонах», а вместо «баландаря», раздающего еду, нам капитан наливал cуп в тарелки, черпаком ездил по каше и раздавал пищу через окошки-кормушки. Встречал меня лично начальник СИЗО Ромашин Алексей Алексеевич — интеллигентный воспитанный полковник. Приятный, обстоятельный, ни одного грубого слова. Все вежливо.
Но это единственный СИЗО, где я испытал культурный шок: тебя обыскивают, раздевают догола и забирают твою одежду. Я в армии служил и был в военном училище, такие стены, как в изоляторе, мне привычны — это жутко для человека вольного. Но когда тебя раздевают и вручают робу черного цвета, отбирают даже трусы — это сразу окунает в тюремное состояние.
Би-би-си: Зачем это нужно?
И.Р.: Говорят, что для дезинфекции. Одежду пропаривают и просушивают — дескать, к нам людей с гор привозят, мало ли что. Потом возвращают. Но это просто унижение, очень тяжелое психологическое давление: ты вроде еще не осужден, просто подозреваемый, но тебя уже облачили в зековскую куртку черную с полосой, ботинки. Размеры не выбирают, ниток с иголкой не дают, чтобы ее ушить.
Это жутко ломает и подавляет — как будто тебя здесь уже приговорили. [Сафронов также провел неделю без собственной одежды, об этом он говорил сотрудникам ОНК, первую передачу он получил только спустя неделю после ареста — Би-би-си].
Кто такой Игорь Рудников и в чем его обвиняли?
Игорь Рудников — в прошлом военный корреспондент, затем редактор и журналист калининградской газеты «Новые колеса Игоря Рудникова».
В ноябре 2017 года его арестовали оперативники ФСБ по обвинению в вымогательстве у главы калининградского управления СК генерала Виктора Леденева (в прошлом — сотрудника ФСБ) 50 тысяч долларов «под угрозой распространения позорящих его сведений». Рудников провел более полутора лет в СИЗО Калининграда, Москвы и Петербурга.
Ему вменяли материалы в «Новых колесах», газету после этого закрыл Роскомнадзор. Конфликт между журналистом и генералом возник из-за расследования дела о покушении на Рудникова. Газета связывала то, что расследование не ведётся, с коррупционными интересами Виктора Леденева.
В июне 2019 года прокуратура запросила для журналиста 10 лет колонии, но суд переквалифицировал дело на «самоуправство» (статья 330 УК), приговорил к обязательным работам, но с учетом срока, проведенного в СИЗО, освободил от наказания. Генерал Леденев спустя полгода был отправлен в отставку.
Би-би-си: С чем сталкивается заключенный после помещения в камеру?
И.Р.: В карантин всех помещают в одиночку: раньше на 10 дней, сейчас из-за пандемии — на 14. Ивану повезло — сейчас в «Лефортово» сделали ремонт, в камерах появилась горячая вода. У него холодильник, телевизор — у меня этого ничего не было.
В камере круглосуточно горит свет. На тюремном жаргоне лампа ночного освещения называется луной. Но в «Лефортово» это не луна, а солнце. Это жутко давит, когда уже адаптируешься и привыкаешь к другим неудобствам. Поэтому самая нужная вещь — очки для сна в самолете, желательно широкие, бизнес-класса.
Круглосуточно идет слежка. Кроме того, что установлены видеокамеры, каждые 3 минуты по графику в глазок должен заглянуть надзиратель. За ним закреплено 12 камер и он ходит по кругу круглосуточно. За надзирателем тоже следят — не дай бог, он не подойдет к двери.
К окну нельзя подойти, тем более заглянуть (хотя в «Крестах» например, можно даже голову просунуть и руки через решетку). Да и смысла нет подходить — стекло матовое. Летом, если к тебе хорошее отношение, разрешают открыть окно. У меня из камеры был вид на жилые дома. Это очень классно — видишь, как люди на балкон выходят, трогательно. Но с первых двух этажей вообще ничего не видно.
Би-би-си: Что необходимо заключенному, чтобы не потерять здоровье?
И.Р.: Магазин в «Лефортово» — раз в месяц.Ты подаешь заявку и закупаешься на месяц, тебе через две-три недели это приносят. Я покупал яблоки, лимоны, сыр, колбасу.
Обязательно нужно передавать, а проще отправлять по почте ФСИН чеснок и лук, маленькие красные луковицы, они долго не портятся. Чтобы избежать цинги, сохранить зубы и просто иммунитет поддерживать. Арестанты убивают стресс тем, что едят сладкое. Но лучше передавать орехи и сухофрукты. Если стресс — приседать 10-20-30 раз. Это помогает. Еще лучше отжиматься. Сходить к врачу, чтобы разрешили передать витамины. Обязательно ходить в прогулочный дворик, хотя многие ленятся.
Би-би-си: Как проходят прогулки?
И.Р.: С сокамерником. Размер дворика такой же, как у камеры, но можно увидеть небо через две решетки. А, например, на Петровке [имеется в виду изолятор временного содержания ГУВД Москвы — Би-би-си] неба и солнца не увидишь, воздух откуда-то сбоку поступает.
Би-би-си: Режим навязывают?
И.Р.: В «Лефортово» нет таких издевательств как например в калининградском СИЗО, где ты не можешь сесть на кровать, в 6 утра подъем и музыка играет. В «Лефортово» можешь включить или выключить радио, я слушал «Бизнес FM». Заправил кровать и лежи сколько хочешь, только не под одеялом. Да и кровати в «Лефортово» приличнее. Там вместо сетки металлические полоски, но без больших дырок. Жестко, но хорошие матрасы. А например в калининградском СИЗО, нары сделаны из труб. И какой матрас ни клади, ты провалишься.
Би-би-си: Как цензурируется корреспонденция?
И.Р.: Мне поначалу даже запрещали передавать газеты, потому что там писали про меня и про митинги в мою поддержку. И первые полтора месяца не отдавали письма. Потом отдали сразу сотню писем, а девятнадцать так и потерялись. На это надо реагировать жестко: если пять дней не приходит письмо, сразу писать заявление на имя начальника СИЗО, надзирающего прокурора и генерального прокурора — данные должны быть на стенке камеры: «Прошу предоставить распечатку входящей и исходящей корреспонденции на мое имя». Они мне предоставили, и я стал требовать мои письма. Были проверка и наказание. Если не писать жалобы, телеграммы будешь через месяц получать.
Я их так жалобами достал, что был единственным, кому они приносили письма в тот же день. Сотрудник СИЗО ставил на моем письме дату, время и подпись, цензор — что его получила, и через 10 минут мне уже приносили письма. У нас возник спор, и я доказал, что если меня поддерживает Калининград, это не касается существа дела и не должно цензурироваться. После жалоб мне начали давать все газеты, даже фотографии передавали с митингов.
«Чем выше этаж, тем больше комфорт»
Би-би-си: Что ждет заключенного после карантина?
И.Р.: Если к тебе очень плохое отношение следователей или тебя хотят дополнительно прессовать, могут оставить на первом этаже — на месяц, полгода, год, два. Вот что может быть самым страшным для Ивана Сафронова, — я уже написал об этом Еве Меркачевой из Общественной наблюдательной комиссии.
Media playback is unsupported on your device «Нападение на свободу слова»: арест Ивана Сафронова и пикеты в его поддержку
Би-би-си: Почему первый этаж — это плохо?
И.Р.: Там очень шумно. Ты сидишь в закрытой камере и слышишь каждое движение, которое происходит снаружи. Лязгающие постоянно двери, все эти замки, решетки, постоянный шум, понимаете? Акустика такая, что ни минуты покоя. И ходят там постоянно, с этажей спускаются — постоянная движуха. Например, когда я там сидел, то пересекся с Шакро Молодым и его правой рукой Андреем Кочуйковым (по кличке Итальянец). Так вот Кочуйкова держали не просто на первом этаже, а в камере рядом с лестницей, это постоянный дурдом.
И вторая вещь. Мне жаловался миллиардер Костя Пономарев, — он полтора года сидел на первом этаже — что телевизор там смотреть невозможно, никакая антенна не помогает. Потому что стены и, по-видимому, забор с арматурой поблизости. У Пономарева 11 адвокатов было, просто для того, чтобы чаще с ними общаться.
Чем выше этаж, тем больше комфорт. Это небольшая старая тюрьма, классическое четырехэтажное здание — колодец, перегороженный сетками. В ней всего лишь 200 камер, все камеры двухместки, но контингента не больше 200 человек — некоторые сидят поодиночке и много свободных камер.
Ко мне, видимо, неплохо относились, и сразу из карантина перевели на «элитный» четвертый этаж.
Би-би-си: Какие там бытовые условия?
И.Р.: Горячая вода подавалась раз в неделю. В душ запускали как везде — на 15 минут, зато в «Лефортово» после бани всем говорили: «С легким паром». Вместо туалета использовалась труба диаметром 40 см, выступающая из пола в метре от кровати и обеденного стола.
Расстояние между окошком для наблюдения и туалетом тоже около метра, над туалетом видеокамера, занавески запрещены. Справлять нужду приходилось в присутствии сокамерника и под наблюдением надзирателей, в том числе женщин. Еще находясь в «Лефортово», я пожаловался на это в Европейский суд по правам человека.
При этом у меня в камере был небольшой телевизор с комнатной антенной — от антенн, которые на крыше, в камеры сигнал не доводят. Мы смотрели 5-6 программ. Когда меня перевели в другую камеру, там тоже был телевизор, и холодильник. А через камеру от моей сидел экс-глава Коми Вячеслав Гайзер — у него телевизора не было.
Би-би-си: Передать телевизор нельзя?
И.Р.: Можно только подарить ФСИН. На нашем этаже сидели бизнесмены Дмитрий Михальченко, потом привезли Зиявудина Магомедова.
Михальченко рассказывал, что его хорошо кормили, передавали еду, но не давали подстричься. Он хотел причесочку, а в изоляторе было всего две машинки для стрижки, и ждать очереди приходилось месяцами. Его родственники купили 42 крутые машинки для стрижки с насадками и написали заявление, что дарят их «Лефортово».
СИЗО был заполнен всего на 100 камер, но когда Михальченко попросил машинку, ему опять сказали, что очередь. Он возмутился: «Как?! Я ж 42 штуки купил — на две камеры по машинке!». А начальник ему объяснил: «Нельзя подарить СИЗО, вы подарили ФСИН, я оставил две для «Лефортово», а 40 отдал другим изоляторам».
По словам Рудникова, в «Лефортово» всего 200 камер
В других СИЗО, если есть деньги, можно достать почти все — наркотики, алкоголь, секс с женщиной, компьютер, телефон. Я видел это сам и слышал от сидевшего в «Лефортово» бывшего замдиректора ФСИН генерал-лейтенанта Олега Коршунова. В «Лефортово» такое невозможно.
Би-би-си: Как подбирают сокамерников в «Лефортово»?
И.Р.: Очень важно, с кем заключенный окажется после карантина. В «Лефортово» много выходцев из Средней Азии, которых привлекают по террористическим статьям, и не все они говорят по-русски. В камере 7,5 квадратных метров это очень тяжело. Полковник МВД миллиардер Дмитрий Захарченко, с которым мы встретились в Следственном комитете, рассказывал, что его поместили с узбеком, который по-русски не понимал.
Захарченко стал писать жалобы, что он спецсубъект и не должен с гражданскими сидеть. Его перевели в камеру к бывшему главе ФСИН Александру Реймеру.
Но тот тоже не подарок оказался — молчун. Утром встает в 6 утра, завтракает, ложится и до 10 часов вечера смотрит телевизор. Не поговоришь. Потом уже Захарченко перевели к Борису Коревскому — подельнику Михальченко.
Би-би-си: Кто были вашими сокамерниками ?
И.Р.: Первые два месяца я сидел с идейным русским националистом Сашей Мироновым. Образованный москвич, юрист, у него семья, трое детей. В «Лефортово» он сидел уже два года, до этого долго был в розыске, затем решил сдаться — ему вменяли создание экстремистского сообщества.
Миронов был одним из организаторов первого Русского марша и придумал лозунг «Хватит кормить Кавказ», но по иронии судьбы он сам кормил в камере кавказца — ингуша, который сидел с ним до меня, когда тот только прибыл в «Лефортово». А потом уже ингушу присылали еду и он делился ею с Мироновым.
Но в камере было тусклое освещение, и после моих жалоб меня перевели в камеру на солнечной стороне, к 26-летнему узбеку Фаэлиддину Кодирову. Его обвиняли в подготовке теракта в питерском метро. Он пять раз в день очень громко молился — боялся, что его на 20 лет посадят, кричал, чуть не плакал. С одной стороны, его жалко, а с другой — давит на нервы.
Мне сказали: «Вы отсюда не выйдете»
Би-би-си: Какие методы давления могут применять в «Лефортово»?
И.Р.: Журналист — публичное лицо, бить его не будут. Но могут мариновать, затягивая сроки следствия или спровоцировать психологический конфликт в камере. Мой сокамерник из Узбекистана пытался провоцировать меня на драку. Парень весил 103 кг и на воле участвовал в боях без правил. У нас в первый вечер была небольшая стычка и крики, но охрана, которая ведет круглосуточное видеонаблюдение, на это не реагировала.
Как выяснилось потом, ему следователь сказал, что я гей и педофил. Помогла «Новая газета», в которой была статья обо мне. Он прочитал и понял, что следователь его разводит. Мы с ним мирно просидели 7 месяцев, потом с ним сидел экс-глава администрации Серпуховского района Подмосковья Александр Шестун, и у них тоже были конфликты, которые Шестун описал в своей книге «Непокорный арестант». В таких случаях лучше сразу писать заявление о замене сокамерника — например, ссылаясь на различие религиозных убеждений.
Би-би-си: Вам разрешали вести записи в камере?
И.Р.: Да, только передавать их жестко запрещено, но все свои записи, а также целый чемодан писем я вывез.
Би-би-си: Что вы читали, находясь в «Лефортово»?
И.Р: Я сразу вооружился книгами. Когда ты попадаешь, приходится ждать месяц или два, пока тебя подпишут на газеты и ты начнешь их получать: «Новую», «Московский комсомолец», «Коммерсант» и т.д. А библиотека работает очень исправно. Ты утром говоришь надзирателю: «Вызовите библиотекаря». Библиотекарь приходит и вручает каталог, там 4600 наименований. Все очень грамотно и четко — тебе уже после обеда могут принести книги. Причем в «Лефортово» приносят не как в некоторых СИЗО — по одной, а можно взять две-три книги сразу.
Одной из первых я выбрал ту же книгу, что и Иван Сафронов — бизнес-утопию Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Рэнд эмигрировала из России в США в 1920-е годы, оказалась свидетелем Великой депрессии и написала роман о том, к чему может привести капитализм, империализм, индустриализация и как с этим бороться. Я лет десять собирался его прочитать, он у меня был в повестке, но времени не было — в книженции 1100 страниц. В «Лефортово» она лежит в хорошем качестве, изданная в начале 2000-х годов каким-то продвинутым просветительским сообществом. Очень полезная — именно в тюрьме ее надо читать и можно осмыслить. Еще я для развлечения сразу выписал Диккенса.
Меня поразило, что в библиотеке «Лефортово» есть книги авторов, которые пишут на одну тему с полярных точек зрения — например, Владимира Квачкова и Александра Хинштейна. Есть не только Библия, но и Коран — на арабском и других восточных языках. В «Лефортово» сидят много обвиняемых в терроризме — в том числе «Хизбут-Тахрир» [организация запрещена в России — Би-би-си], ваххабиты, и прочие. Я с ними столкнулся в автозаке — они все были с Кораном.
Би-би-си: Как велось расследование, пока вы были в «Лефортово»?
И.Р.: Обычно вывозили в Следственный комитет, либо на Петровку, 38, в изолятор временного содержания (ИВС) ГУВД Москвы. Автозак приезжает в «Лефортово» к 8 утра, чтобы везти заключенных в Следственный комитет или суд. Тебя выводят из камеры, начинаются обыски и проверки. Часов в 10-11 автозак начинает всех развозить по разным судам. Персонально в маленьком автозаке возили только Вячеслава Гайзера, потому что у него долго дело шло.
В «Лефортово» такой порядок, что невозможно ни с кем встретиться, даже когда его выводят. А в автозаке вместе даже подельников сажают. Дмитрий Михальченко с Борисом Коревским так сидели и общались. Захарченко в автозаке возили в двух наручниках — с тех пор как пытался покончить с собой арестованный заместитель начальника антикоррупционного управления МВД генерал Борис Колесников, охранники были очень напуганы.
На Петровку доставляли в час дня. Сидишь и ждешь, пока у них обед закончится. Иногда в автозаке по 6 часов проводишь. Потом в ИВС обыскивают и сажают в «стакан» — отдельную камеру. У следователя ты оказываешься в 15:30-16 часов, а через полтора часа тебя должны назад увозить. Когда я знакомился с делом, мне приносили 20 томов. Ты читаешь, выписки делаешь. Но через час приходит конвой и говорит, что автозак приехал. В итоге следователь оставил меня в ИВС на 10 дней. И для следственных действий заключенных переводят туда на пару недель.
Би-би-си: В каких условиях вы жили в ИВС?
И.Р: ИВС интересен тем, что туда свозят и тех, кто сидит в СИЗО, и тех, кого только что задержали на улице, но еще не вынесли решение об их аресте. Там тараканы, грязно, постельного белья не дают. Но кормят неплохо, можно получать письма по электронной почте и передачи мгновенно передают. А главное, это место встреч. В стакане на Петровке мы, например, познакомились с бывшим заместителем министра культуры Григорием Пирумовым. Он мне представился: «Гриша. Здравствуйте».
Познакомился с бывшим гендиректором издательства «Известия» (подведомственно управлению делами президента) Эрастом Галумовым (известным экономистом и политологом). Он молодец, на 30 кг в СИЗО похудел. Еще к нам в ИВС привезли ребят, которые переоделись в форму полицейских, приехали на полицейской машине и ограбили банк.
Би-би-си: Вы часто встречались с адвокатами?
И.Р: Адвокаты узнали, что я там [в «Лефортово»] только через две недели после моего отъезда из Калининграда, когда им сказали прибыть на мою очную ставку с потерпевшим генералом в Следственный комитет. Потом я не видел адвокатов очень долго — два с половиной месяца. В «Лефортово» всего шесть кабинетов — для свиданий, встреч с адвокатами и следственных действий. Один или два при этом ремонтировались, так что в СИЗО даже следователи не могли попасть. Кстати, стены там такие тонкие, что было слышно, о чем в соседнем кабинете говорят. При мне однажды привезли членов правительства Дагестана и было слышно, как они там орали и возмущались.
Би-би-си: Вы встречали в «Лефортово» обвиняемых в госизмене?
И.Р.: Были обвиняемые в шпионаже. В моей камере раньше сидел украинский журналист Роман Сущенко, которого в 2016 году осудили на 12 лет, но в 2019 году обменяли.
А с моим бывшим сокамерником сидел в ожидании апелляции эстонец Райво Cуси — его в 2018 году обменяли на русского разведчика.
Би-би-си: Российские журналисты до вас сидели в «Лефортово»?
И.Р.: Начальник СИЗО там лет 30 работает и говорил, что я у них первый журналист. Когда меня привезли, мне сказали: «Вы отсюда не выйдете. От нас уходят только на этап», такие доброжелательные. Я сказал: «Нет, выйду». Когда меня увозили в Калининград, они сказали: «Скоро вернетесь». Я ответил: «Нет, не вернусь к вам». Поулыбались.