Международная группа ученых и деятелей культуры, среди которых нобелевский лауреат по литературе Ольга Токарчук, американский историк Тимоти Снайдер и экономист Сергей Гуриев, обратилась с открытым письмом к Европейской комиссии и правительствам стран Европы. Они призывают их поддержать гражданские общества Беларуси и России, подвергающиеся в обеих странах массовым репрессиям. Инициаторы письма просят европейских политиков помочь в создании Восточноевропейского университета на территории стран-членов ЕС для репрессированных студентов и преподавателей, вынужденных бежать из РБ и РФ.
DW поговорила с одним из инициаторов проекта — немецким историком Восточной Европы в Центре исследований современной истории в Потсдаме Яном Клаасом Берендсом (Jan Claas Behrends).
DW: Как появилась идея создания Восточноевропейского университета?
Ян Клаас Берендс: Идея возникла еще в прошлом году на фоне протестов в Беларуси. Из-за пандемии наш институт сэкономил средства, предназначенные для командировок, и мы смогли пригласить к себе коллег из Беларуси. Сейчас они работают у нас в Центре исследований современной истории Ассоциации Лейбница в Потсдаме (Leibniz-Zentrum für Zeithistorische Forschung). Кроме того появилась инициатива Германской ассоциации по исследованиям Восточной Европы (Deutsche Gesellschaft für Osteuropakunde) для студентов из Беларуси. И на международном уровне были разные инициативы — Александра Эткинда и Гасана Гусейнова из России, которые обдумывали подобный проект для репрессированных ученых из России, поскольку их российские коллеги потеряли работу.
Ян Клаас Берендс
Поэтому это была коллективная идея. В истории есть примеры так называемых университетов в изгнании. Свободный университет Берлина (Freie Universität Berlin) принимал молодых студентов из советской зоны оккупации в послевоенном Берлине, которые с 1948 года перебирались в американский сектор. The New School of Social Research в Нью-Йорке, принявший немецких иммигрантов в 30-40-е годы.
Помимо личной свободы для ученых таким образом решаются и социальные вопросы. Бежавшие из Беларуси и России уже здесь, в Европе, но в Германии не созданы никакие структуры для их приема. Есть в Литве, в Польше, но почти нет в Западной Европе. Наша идея состояла в том, чтобы найти европейское решение для этой проблемы — и одновременно создать условия для преследуемых ученых, чтобы они дальше могли работать.
— У вас есть цифры, сколько студентов и преподавателей сейчас подвергается преследования в России и Беларуси?
— Сложно сказать. Ведь часть из них уже находится в Украине, в Литве, в Польше, а часть в Берлине или во Франкфурте-на-Одере. Нет конкретных цифр по Беларуси. Но речь идет о сотнях, тысячах человек. Мы также опасаемся, что и число уезжающих из России будет возрастать, потому что там тоже начались преследования участников протестов. Студентов отчисляют, преподавательский состав увольняют(…) Эти люди не должны работать курьерами, они должны иметь шанс продолжить заниматься наукой.
— Где появится Восточноевропейский университет? В Берлине или в другом городе?
— Пока нет конкретных планов. Он может появиться в разных местах, в том числе в онлайн-формате. Например, есть Турецкий университет за границей, и он работает онлайн. О конкретных планах можно говорить лишь тогда, когда политики предоставят хотя бы минимальный бюджет. В открытом письме мы говорим, что готовы вложиться в этот проект своим временем. Мы — те люди, которые подписали письмо — готовы проводить семинары, помогать студентам. Но решение поддержать проект и предоставить финансирование должно быть принято европейскими политиками.
Имеет смысл создать кампусы университета в нескольких городах, поскольку политические мигранты находятся в Литве, в Польше, в Германии. Но это не противоречит другим инициативам. Скорее, этот проект объединяет их все под одной крышей.
— Кто может там учиться или преподавать? Есть ли условия, которые необходимо выполнить для поступления?
— Условия соответствуют обычным европейским стандартам, Болонской системе образования. Как в любом европейском университете, планируется самостоятельно решать, на что потратить выделенные средства, кого нанять, какие факультеты создать. Студенты из Беларуси или России смогут обучаться на родном языке или частично на английском. И для преподавателей, которые не обладают иностранными языками, будет возможность продолжить работу на их родном языке. Никто не ожидает, что человек, который 20 лет преподавал политологию в Беларуси, должен говорить по-немецки.
— Каковы ваши следующие шаги? Вы ищете финансовую поддержку — или людей, которые поддержат проект?
— Любой вид поддержки для нас важен. Сейчас, в первую очередь, речь идет о привлечении внимания со стороны политиков. Важно озвучить проблему и необходимость ее решения. Рассказать о людях, которых преследуют.
Далее, важно донести, что это возможность для европейской политики создать soft-power проект. Возможно, это место, где будет создана новая элита для эпохи после Лукашенко и Путина, что в интересах европейской политики. Мы знаем, что диктатуры не живут вечно, но мы не знаем, когда это закончится. Это может случиться завтра, а может длиться еще лет десять. Но важно, что мы создадим структуру, в рамках которой Европа сможет внести свой вклад в поддержку свободной науки, дать работу коллегам-преподавателям, а студентам образование, которое они смогут применить после падения диктатуры. В идеале они смогут вернуться на родину и применить там знания, полученные в свободном обществе.
— Правильно ли я вас поняла, что для студентов предусмотрены в том числе стипендии?
— Все зависит от решения политиков. Но я считаю важным финансово поддержать студентов. Объем поддержки зависит от места расположения университета. В Вильнюсе или в Варшаве потребуется меньше средств на проживание, чем в Германии или в Париже. Мы знаем, что непросто покинуть свою страну и закрепиться в новой. В этой ситуации нужна помощь.
— Почему вы предлагаете создать отдельный, независимый университет, а не принять студентов и преподавателей на базе уже имеющегося?
— Конечно, можно привлечь к проекту отдельные институты как Европейский гуманитарный университет в Вильнюсе. Но наша идея заключается в том, чтобы создать кампусы в разных местах. Наверное, для таких стран, как Литва, будет сложно реализовать такой проект в одиночку. Поэтому желательно привлечь как можно больше партнеров и тогда смотреть, что возможно.
— Среди тех, кто подписали письмо, есть известные личности как Тимоти Снайдер и Ольга Токарчук. Как они узнали о проекте? Вы к ним обратились, или они сами написали?
— Мы обратились к ним. В этом нет ничего удивительного. Например, с Тимоти Снайдером мы давно знакомы и поддерживаем друг друга в разных инициативах. В целом, это эффект снежного кома: один кого-то знает, тот знает другого. Мы хотим показать, что можем получить поддержку в научных кругах на международном уровне. Мы намеренно обращались не только к известным личностям, но и к молодым коллегам. Ведь речь идет не о том, чтобы раскидываться громкими именами, а о том, чтобы привлечь ученых-коллег, которые поддержат проект. Для нас было важно собрать людей с Запада и Востока, женщин и мужчин, молодых людей и людей старшего поколения, чтобы был баланс. Я думаю, нам это удалось.
— Есть ли уже поддержка со стороны политиков?
— Мы уже поговорили со многими политиками. Этот процесс начался буквально две недели назад. Сейчас идея будет обсуждаться в политических партиях, в комитетах, в парламенте в Брюсселе и в бундестаге. Письмо опубликовано на четырех языках, в частности, на норвежском и голландском.
Мы надеемся создать давление с разных сторон. Чем больше будут знать о проекте, тем больше число тех, кто поддерживает его. Кроме того, некоторые страны уже многое сделали в этом направлении. В прошлом году Польша выделила сотни образовательных стипендий белорусским студентам.
Нам важно привлечь такие страны, как Германия, которые обладают большими ресурсами. Здесь существуют небольшие программы поддержки преследуемых ученых, например, Фонда Александра Гумбольдта, но этого недостаточно для текущей ситуации в России и Беларуси. Необходима большая поддержка на европейском уровне. Я надеюсь, что мы к этому придем. Пока мы в начале пути.