- Джесси Кейнер, Андрей Козенко
- Би-би-си
Осужденный Андрей Радченко умер в декабре 2009 года в лечебной колонии в Челябинске. Официально, от тромба, спровоцированного старой травмой головы. Его жена Марина Радченко не поверила в это, увидев тело с ранами и гематомами, и в одиночку пошла против всей правоохранительной и исправительной системы.
Ей присылали отписки, она выигрывала суды, ей угрожали.
Марина Радченко уехала из России и теперь ждет решения Европейского суда.
На эту борьбу она потратила уже 12 лет.
Пиво после работы
Андрей и Мария Радченко родом из Туркменистана. В 1990-х они с родственниками переехали оттуда в город Златоуст Челябинской области. В 1996 году поженились: Марине тогда было 18 лет, Андрею — 20. В 1997 году у них родилась дочь.
В 2008 году Марина Радченко оставалась в Златоусте и работала продавцом в супермаркете. Андрей жил в общежитии в Челябинске и работал сварщиком. Семью навещал в выходные.
В один из летних дней 2008 года Андрей Радченко пошел с коллегой после работы в кафе — выпить пива.
Там они познакомились с женщиной, которая их позвала к себе, чтобы посидеть да и на напитках сэкономить. Дома их ждал сожитель этой женщины. Сначала они общались спокойно, потом сожитель вспылил на женщину, хотел ее ударить.
Андрей Радченко пресек конфликт — дал мужчине пощечину и сказал: "Или выйди погуляй или ложись спать, но драться не нужно".
После этого Радченко и его коллега поняли, что вечер испорчен, и ушли из квартиры. По дороге они поняли, что их еще и обворовали: вытащили бумажники и сотовые телефоны.
Все это — версия самих Андрея и Марины Радченко, которую они будут рассказывать потом. На следствии, в суде, а потом уже одна Марина во всех многочисленных инстанциях.
"Позже соседи тех людей рассказали мне, что примерно через три часа после ухода Андрея и его коллеги к тому мужчине — сожителю женщины — приходили трое, какие-то бандиты, — рассказывает Би-би-си Марина Радченко. — Они разговаривали, началась драка, они сильно его избили. Как выяснилось, на следующий день он скончался"
В тот же день Андрея Радченко задержала полиция — по обвинению в убийстве.
"Иди вон отсюда и дверь за собой закрой"
Суд Металлургического района Челябинска рассмотрел более простую версию дела Андрея Радченко.
Пригласившая его в гости женщина дала показания против него. Бывший с ним коллега Радченко несколько раз менял показания — лишь бы самому не попасть под уголовное преследование.
В приговоре, вынесенном 8 декабря 2008 года, было сказано, что Радченко ударил мужчину, и тот спустя некоторое время скончался. Троих "каких-то бандитов" суд просто не принял во внимание и приговорил Радченко к девяти годам строгого режима за нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека.
"После суда я была единственной, кто спросила — вы что, ну как так?!" — говорит сейчас Марина Радченко.
Не зная в деталях, как работает правоохранительная система, она сначала бросилась к следователю, который вел дело ее мужа. Попросила его объяснить несоответствие между тем, что было, — по версии ее мужа — и тем, что написано в обвинении и приговоре. Ее просто выгнали из здания со словами: "Иди вон отсюда и дверь за собой закрой".
Она бросилась по адвокатам. Те, кто выслушивал ее, говорили: тут сделать ничего нельзя, реалистичнее "выкупить", чем добиться признания невиновным — и называли суммы, которые Марина и хотела собрать, но не смогла.
Андрея Радченко этапировали, но не в обычную колонию, а в лечебно-исправительное учреждение, потому что в СИЗО он заразился туберкулезом.
Через три месяца Марина Радченко приехала к нему на свидание. На следующее, длительное, привезла на три дня их дочь.
На середину декабря 2009-го у них было назначено очередное свидание, но 10 числа Радченко неожиданно перевели в такую же лечебную колонию в Челябинске.
23 декабря Марина Радченко получила оттуда телеграмму: ее муж умер днем раньше.
Тело в закрытом гробу
"24-го я еду в специальной машине, катафалке, забирать тело, — вспоминает Марина. — Приехала, показала бумажку, попросила осмотреть тело. Но мне сказали категорически "нет" и потребовали подписать бумажку, что я к их учреждению претензий не имею".
Радченко сначала отказалась, но потом поняла, что тело ей могут вообще не отдать. Она пыталась найти руководство колонии, но с ней никто и не думал встречаться. Во второй половине дня ее просто оставили одну.
Она около двух часов ждала на морозе и наблюдала, как колонию украшают к новогодним праздникам. Потом к ней подошел представитель учреждения и сказал: если она не подпишет бумагу, ее мужа похоронят в общей могиле с людьми без определенного места жительства.
Спустя еще время, найдя очередного сотрудника, Радченко сказала, что готова поставить свою подпись.
Их на машине пустили внутрь исправительного учреждения, запретив смотреть по сторонам. Они с водителем только слышали, как откуда-то принесли гроб, бросили его в кузов. Вокруг машины стояли вооруженные охранники с собаками. "Как будто я террорист какой-то, зачем травить меня собаками", — вспоминает она.
Как только они выехали из колонии, Марина попросила водителя остановиться и открыть гроб: все это время она больше всего боялась, что вместо тела мужа ей выдадут тело какого-то незнакомого человека.
Они остановились, заглянули в кузов. Гроб оказался заколочен. Водитель взял монтировку и вскрыл его.
Марина Радченко вспоминает, что кричала и что такого ужаса в жизни не видела никогда.
Три месяца назад она видела мужа идущим на поправку — она покупала и присылала ему лекарства от туберкулеза. Теперь же его тело выглядело как скелет, обтянутый кожей. На теле было множество синяков и кровоподтеков, у него была порвана мочка уха, на одной руке была вырвана мышца, коленные чашечки были как будто аккуратно срезаны.
Марина достала телефон и начала снимать все это на фото и видео. Поздно ночью они вернулись из Челябинска в Златоуст. Похоронили его только через 10 дней: отец Андрея просил подождать его, а он давно жил в Германии, и у него не было российского гражданства.
В бумаге, которую Марине дали в колонии (документ есть в распоряжении Би-би-си), значились сразу две причины смерти ее мужа: цирроз печени и тромб, который был спровоцирован давней травмой головы.
12-летняя дочь Андрея и Марины, узнав о смерти отца, не могла говорить несколько месяцев. Она только лежала, обнимала его фотографию и о чем-то шепталась.
"Сам умер"
Сразу после похорон Марина начала писать во все инстанции с просьбой заново проверить обстоятельства гибели ее мужа. "Я говорила: даже если, как вы утверждаете, у него оторвался тромб, как же надо было бить человека, чтобы это произошло", — рассказывает она.
Изредка ей приходили ответы из прокуратуры, Следственного комитета и ФСИН — либо с отказами провести проверку, либо с заверениями, что проверку провели и ничего не выявили.
Тогда Радченко подала иск к Следственному комитету. Его рассматривал тот же Металлургический районный суд Челябинска.
"Не просто на районный следовательский участок, а полностью на Следственный комитет, и я обвинила их в полном бездействии, — рассказывает Марина. — Потому что я им писала, я в Москву писала, я везде писала, мне отовсюду приходил отказ, и от меня отмахивались — просто как назойливая муха пристала".
"Мы приехали в Челябинск на заседание этого суда. Были представитель Следственного комитета, я, простой, смертный человек и мой адвокат", — продолжает она.
Судья достала пачку фотографий и спросила, тело ее ли мужа на них изображено. На теле не было вообще никаких повреждений.
"Я и сказала: да, это голова моего мужа, но это не его тело. Извините, я со своим супругом прожила 12 лет, и я не знаю его тело? Да я каждое пятнышко на нем знаю. Я тогда спросила: извините, то есть вы его целым положили в гроб, а все повреждения на нем появились за те две секунды, что я этот гроб открывала?" — пересказывает свое выступление Радченко.
Представитель СК привел еще один аргумент сотрудников ФСИН: тело могло пострадать от грызунов. Правда те же сотрудники настаивали, что грызунов в их помещениях нет.
Марина Радченко показала фотографии и видео со своего телефона — и выиграла этот суд. В постановлении суда от 3 февраля 2011 года говорилось, что прокуратура и Следственный комитет должны провести новые проверки обстоятельств гибели Андрея Радченко с учетом выявленных несостыковок.
В ответ на решение суда Марина получила письмо: проверка проведена, ничего подозрительного в смерти ее мужа вновь не найдено. Она подала апелляцию в Челябинский областной суд, и судья опять встал на ее сторону. После этого тоже ничего не произошло (оба судебных решения есть в распоряжении редакции).
По состоянию на сегодняшний день позиция всех челябинских правоохранительных ведомств едина: Андрея Радченко никто не бил и не пытал, он умер сам.
Би-би-си направила официальные запросы в управление Следственного комитета по Челябинской области и в областное управление Федеральной службы исполнения наказаний. В управлении ФСИН обещали дать ответ "в установленном законом порядке".
"Обычно люди пишут максимум полгода"
Марина продолжала искать правду всеми доступным ей путями.
Она — через связи знакомых — показывала материалы уголовного дела своего мужа и документы о его гибели следователю в Златоусте. Тот их прочитал, но что с этим делать, он просто не знал.
Она писала в Верховный суд, получила формальную отписку.
Марину начали узнавать следователи, с которыми она боролась. Один из них даже пригласил ее в свой кабинет. "Обычно люди пишут максимум полгода. Потом устают, бросают все это дело и забывают, — цитирует Радченко его слова. — А вот вы чего нам на горло наступили и дышать не даете?" Радченко ответила: "Я не дам вам жить. Пока я живу, я вам жить не дам. Пусть мне в ответ приходят отписки, но и вы спокойно жить не будете. Вы не отправите дело в архив, пока я буду писать эти бумажки."
Вскоре после этого ей позвонили с неизвестного номера.
Голос, матерясь через слово, сказал: хватит писать свои заявления, "сиди дома и сопли на кулак мотай". Марина спросила: вы не боитесь, что я записываю ваши слова? Звонивший бросил трубку.
В одном из последних ее заявлений — Марина уже не помнит, в какое именно ведомство — она писала: "Хорошо, вы моего мужа осудили, дали ему девять лет. Но вы не приговаривали его к смерти, а он у вас умер, и не своей смертью. Вы не вправе решать, кому жить, а кому не жить, вы не боги".
Последовали новые анонимные угрозы. Один из звонивших сказал: "Ты, по ходу, против системы собралась? Подумай о пожилых родителях и дочери".
Автор фото, Facebook
Здесь Марина поняла, что ей надо остановиться.
Сейчас она живет в Германии. Отец Андрея Радченко — они с сыном очень похожи — месяц за месяцем помогал внучке прийти в себя. Девочка даже в какой-то момент стала называть его папой, а не дедушкой.
Высокодоходная система
Еще до отъезда Радченко познакомилась с Николаем Щуром, главой "Уральской правозащитной группы" (организация признана иностранным агентом в России; Щур говорит, что сам попросил Минюст внести ее в этот реестр, потому что считает это знаком качества своей работы).
Щур сказал ей: все необходимые инстанции в России вы здесь уже прошли. Давайте подавать в Европейский суд? Это было в 2012 году.
Щур не сомневается, что смерть Андрея Радченко была насильственной. Он говорит, что представлять себе систему ФСИН просто как бессмысленно жестокую — неправильно.
"Это одна из самых высокодоходных систем в государстве. Еще в 2010-12 годах, когда я был членом областной Общественной наблюдательной комиссии, каждый заключенный был обязан платить, на каждого был наложен оброк. Тех, кто отказывался, — а от Марины я точно знаю, что Андрей Радченко отказывался — пытали, морили голодом, все могло с ними случиться".
Автор фото, Getty Images
Он говорит, что ситуация изменилась к лучшему после прогремевшего на всю Россию бунта в Копейске, здесь же, в Челябинской области. 24 ноября 2012 года более пятисот осужденных устроили ненасильственную акцию протеста с требованием остановить поборы и перестать их пытать.
- Бунт против пыток в Копейске: заключенные осуждены, сотрудники ФСИН — нет
Спустя восемь лет после подачи Мариной Радченко жалобы, в конце сентября 2020 года, Европейский суд по правам человека коммуницировал ее. Это значит, что жалоба будет рассмотрена по существу, а потом суд вынесет решение уже в адрес Российской Федерации. Обычно на это уходит еще несколько лет.
Для Марины коммуницирование жалобы стало отличной новостью. "Я правда хочу компенсацию, — говорит она. — За фразу "выйди вон и закрой дверь", за звонок "мотай сопли себе на кулак". За все унижения, которые я пережила".
"Хотя, конечно, дело не в деньгах, — добавляет она. — А в том, что я человек, а не таракан. Те следователи и сотрудники колонии — у них есть власть и погоны, но это им не дает права так со мной поступать. В каких бы погонах ты ни был — нет у тебя права по головам других людей ходить".