Москва, 24 марта — «Вести.Экономика». О продажах российского вооружения за границу, сервисных контрактах, импортозамещении, информационной войне, развязанной в отношении России, рассказал в программе «Мнение» Владимир Кожин, помощник Президента Российской Федерации по вопросам военно-технического сотрудничества.
— Владимир Игоревич, большое спасибо за то, что нашли время для нас, возможность поговорить о военно-техническом сотрудничестве. Объем экспорта, экспорта военной продукции в 2016 году составил порядка 15 млрд долларов США. Этот показатель сохраняется на протяжении уже нескольких лет. Довольно ли этими темпами государство, соответствует ли это поставленным задачам?
— Много или мало 15 миллиардов? Если мы с вами посмотрим на предыдущие годы, то цифра примерно такая же. В 15-м году тоже примерно 15 с лишним. В 14-м году чуть поменьше, но тоже в районе 15 млрд. 15-16-й год — самое сильное развитие санкционной политики, которая в первую очередь как раз касалась всех тех, кто у нас занят в военно-промышленном комплексе в иностранном сотрудничестве. Не хочу сказать, что санкции вообще никоим образом нас не коснулись и никто на это не обратил внимания — конечно же, это не так. Но тем не менее нам удалось нейтрализовать все угрозы. Собственно, для чего вводились санкции – сократить до минимума наше военно-техническое сотрудничество. Этого не произошло. Результаты говорят сами за себя. Поэтому считаю, что период этот мы прошли, и для этого есть, в общем, достаточно серьезная база. Вот это самое главное.
— Разрыв производственных коопераций с Украиной нам тоже чего-то стоил, тоже приходилось переориентироваться и принимать решения? На сегодняшний день мы избавились от этой зависимости?
— Практически да. У нас было два направления, от которых мы серьезно зависели, это два украинских комплекса: завод «Моторсич», который производит двигатели для вертолетной техники, и «Зоря-Машпроект», есть такой завод в Николаеве, который производит дизели для кораблей военно-морского флота.
Дальше, кончено, же, было очень-очень много мелких, средних кооперационных связей, которые полностью прекращены. Здесь мы, не могу сказать, что хлопали в ладоши и радовались тому, что происходило, конечно, нет, даже, наоборот, призывали коллег 10 раз подумать, прежде чем отрезать. Но они выбрали свой путь.
Программа импортозамещения, она активно работает, и по очень многим позициям она уже закрыта. Невозможно сказать, что это на 100%, проблемы остаются, но они уже абсолютно некритичные, мы знаем, как их решать. И даже по тем крупным проектам, как я сказал — скажем, по вертолетным двигателям, морским двигателям, — мы знаем и решаем эти проблемы достаточно эффективно там, где это касается нашего импорта. То, что это уничтожило заводы на Украине, выбросило на улицу тысячи и тысячи инженеров, ну, это уже как бы другая история.
— Если очень коротко сказать, какая российская военная техника пользуется наибольшим спросом: авиационная, сухопутная техника и морская?
— По-прежнему на первом месте, где-то более 50%, — это авиационная техника, это наши самолеты, это наши вертолеты.
Вертолеты, сегодня наш вертолетный комплекс представлен практически во всех регионах мира: боевые, гражданские.
На втором месте идет, конечно, сухопутная техника: порядка 20%.
Третье место – это ПВО, комплексы ПВО радиоэлектронной защиты.
И завершает это все военно-морской флот.
Хотим, чтобы все-таки эти критерии смещались, в том числе, чтобы тот, кто на последнем месте, подтягивался. И к этому, в общем, есть очень, повторяю, большие заделы.
— Среди лидеров-импортеров российской военной техники можно выделить Китай, Индию и Египет. Но сразу спрошу про Китай. Все-таки Китай известен как страна, которая активно и успешно копирует технологии и усваивает иностранные технологии. Как здесь защитить себя российским производителям?
— У нас здесь механизм выработан уже достаточно давно. Основы его составляют специальные межправительственные соглашения. И если касаться этой области, она так и называется «О защите интеллектуальной собственности».
Прежде чем мы начинаем какие-то крупные контракты, проекты, с каждой страной, и в том числе и с Китаем, мы подписываем такие соглашения, которые очень жестко и четко регламентируют, как будут развиваться деятельность и все, что касается интеллектуальной собственности.
Поэтому здесь мы достаточно эффективно защищены. При этом, конечно же, с Китаем у нас очень серьезное, очень большое и плодотворное сотрудничество, оно сегодня переходит из раздела прямых поставок, к чему, собственно, идут почти все страны, сегодня ни один контракт не обходится без того, чтоб не обсуждались так называемые сервисные составляющие. Так вот с Китаем мы уже достаточно далеко продвинулись, идут переговоры о личных совместных программах. При этом, конечно, мы по-прежнему поставляем туда очень большое количество нашей изготовленной современной техники.
— Какие наиболее крупные контракты?
— Да, это в первую очередь, конечно, Су-35. Идут переговоры по противовоздушным комплексам (ПВО). Второй партнер, конечно же, это Индия, самый, наверное, крупный партнер в этом регионе. Здесь также у нас и прямые контракты достаточно большие, и проекты.
Если говорить о проектах, то мы надеемся, что из того, что, может быть, не озвучил еще, потому что очень много на слуху, я не буду повторяться и по комплексам нашим ПВО, по другим проектам, скажем, вот что касается совместного производства, уже озвучивалось неоднократно, производство совместно вертолетов К-226. Большой проект, совместное производство с потенциалом выхода на третьи рынки. Сейчас уже переговоры в достаточно активной фазе. И надеемся, что в этом году все документы будут подписаны и будет создано это совместное предприятие.
— Если посмотреть на Индию, то модель совместных производств именно с этим партнером себя оправдывает, потому что есть совместное производство по ракете «Брамос».
— Да.
— Как делается выбор в пользу той или иной модели взаимодействия? Совместное производство с Индией, почему это эффективно?
— Начиналось все с простых поставок таких комплексов. Затем перешли к модели создания «Брамос», и соответственно индийские партнеры наблюдали за развитием этого предприятия, мы наблюдали. Сейчас оно очень активно работает. Практически полностью перевооружили этими системами и свои вооруженные силы, и сегодня индийские партнеры предлагают развивать, углублять это сотрудничество, делать новые модели, ракеты. Сейчас эти переговоры идут. В общем, сотрудничество показало свою эффективность, потому что каждая сторона вкладывает и деньги, и соответственно мы вкладываемся в ноу-хау, результат – удовлетворены и те и другие. Значит, это у нас не один пример такой. Это просто достаточно яркий пример.
У нас есть более мелкие, но я бы не сказал, что менее важные проекты. Скажем, такая страна Иордания, которая находится, вообще, в гуще событий. У нас там работает небольшое совместное предприятие по производству РПГ.
Недавно я был на выставке ITEX в Объединенных Эмиратах — наверное, одна из крупнейших мировых выставок вооружения. Разговаривал с директором этого комплекса, он «горел» — настолько у них эффективно идет работа, и самое главное, еще есть большой спрос. Выходил с различными предложениями, что у них хотят покупать разную продукцию. Но у нас есть определенные ограничения. Мы всегда очень строго следим за тем, чтобы наше оружие не попадало в руки тех, кому не надо. Но тем не менее, повторяю, вот такие примеры, они очень-очень показывают эффективность этого направления работы.
— Вы сказали о потенциале выхода в третьи страны в совместных с Индией производствах. Что это за страны, и, скажем так, не перекрывают ли они нам доступ на те рынки, где мы могли бы сами в одиночку справляться?
— Нет. Каждый проект очень тщательно анализируется, чтобы не было столкновений интересов, чтоб мы потом не конкурировали с этими совместными предприятиями. Что касается этого направления развития, то, конечно же, как я сказал, это в первую очередь индийское направление, завод по производству вертолетов. Сейчас идет строительство в Венесуэле крупного завода по производству стрелкового оружия.
Очень серьезное направление – это создание наших сервисных центров. В первую очередь касается авиационной техники. У нас уже действует по миру, практически на каждом континенте есть несколько сервисных центров, которые занимаются обслуживанием вертолетной техники.
В том году у нас были очень крупные контракты реализованы, некоторые полностью реализованы, скажем, в Перу поставлена крупная партия боевых вертолетов.
Сразу за поставкой следует вопрос: а что будет дальше? Эта техничка очень активно используется. В некоторых странах вертолеты вырабатывают свой ресурс мгновенно. Требуется их ремонт, переоснащение и так далее.
Поэтому сразу же встает вопрос о создании сервисных центров. Компания «Вертолеты России» очень активно работает. И надеюсь, что и в этом году, и в последующих у нас это будет активно развиваться, появится несколько новых крупных центров.
— Но так называемое постпродажное обслуживание актуально не только для вертолетной техники, но и для всех остальных видов вооружения, которые тоже могут нуждаться в ремонте, которые тоже могут нуждаться в поддержке при дальнейшей эксплуатации. Какие программы здесь есть для развития этих производств? Существует ли проблема контрафактного обслуживания?
— На самом деле очень тяжелая тема, очень сложная, имеет достаточно серьезные корни. И, скажем так, это была одна из наших ахиллесовых пят, всего нашего военно-технического сотрудничества, потому что мы умели, научились грамотно торговать, поставлять, большие контракты, мелкие контракты, а потом начинали получать претензии от наших партнеров по тем или иным направлениям по сервису, по поставке запчастей, по скорости и так далее, и так далее. Это привело к тому, что в прошлом году у нас появился очень важный закон, вокруг которого было сломано немало копий, как говорят, и появилось такое новое понятие в военно-техническом сотрудничестве — интегрированные структуры. Что это такое, это наши холдинги, например «Ростех», ОАК, ОСК, которые под собой имеют всю производственную базу, и управленческая структура во главе, и научно-исследовательские институты, и заводы и так далее.
Все комплексы сегодня называются, так называемые интегрированные структуры. Их не так много. И в прошлом году вышел за специальный закон, который предоставляет этим структурам право внешнеэкономической деятельности, вот как раз именно в том сегменте, о котором мы говорим. А – поставка запчастей, сервисное обслуживание, ремонт, обучение специалистов и так далее, и так далее. До этого этим всем занимался наш единственный, мощный, крупный госпосредник – Рособоронэкспорт. Но жизнь показала, что при всем том, что там работают прекрасные специалисты, грамотные специалисты, итоги хорошие, не объять необъятное невозможно. Когда этих контрактов мелких на сервис, на поставки запчастей, их тысячи и тысячи, одна компания не в состоянии этого сделать.
Сегодня те, кто производят вертолеты, двигатели, стрелковое оружие и так далее, и так далее, вот они и будут отвечать за то, что, скажем, летает в Перу или плавает в Индии. Это покажет как раз вот 17-й год, как эта модель будет работать, будем очень внимательно следить. Они активно за это право боролись, они его получили. 17-й год покажет, он очень важен, что же в жизни, как на практике.
— Это подразумевает открытие новых производств? В состоянии ли мы сегодня удовлетворить спрос у наших партнеров, которые будут нуждаться в новых запчастях, в новых компонентах и в ремонте? То есть мы можем это сделать?
— Очень хороший вопрос. У нас на некоторые системы, как в старые советские времена, очередь в магазин. Это, конечно же, в первую очередь касается комплексов ПВО и других.
Поэтому здесь работает госпрограмма вооружения, которая предусматривает, конечно же, в первую очередь поставку современных образцов оружия российской армии, но и предусматривает наши экспортные возможности. В прошлом году построено несколько заводов как раз по очень современным, очень востребованным комплексам ПВО: С-300, С-400.
Кстати говоря, у нас в прошлом году закончился контракт по С-300 с Ираном, очень долгий, очень проблемный, много на эту тему было сказано, не хочу повторяться.
Идут переговоры сейчас с Турцией на тему поставки, они очень заинтересованы в поставках С-400.
— Турции мы не боимся поставлять, это член НАТО?
— Да, Турция — член НАТО. Сразу скажу, что мы не боимся. Почему не боимся? Ну, во-первых, я сказал, что прежде чем что-то поставлять, мы всегда очень жестко регулируем результат интеллектуальной деятельности. И каждая страна берет на себя обязательства, что она имеет право делать с тем оружием, которое покупает, а что не имеет. Мы за этим очень внимательно следим.
И второе, я об этом уже упомянул, то, что продается, это все-таки уже сегодняшний день. А мы работаем над тем, чтобы российская армия, РФ обладала самым современным оружием, на подходе уже комплексы С-500, оружие на новых физических принципах, гиперзвуке и так далее. Это все не дискуссии, это все реалии сегодняшнего дня. Действительно, идут работы.
— Россия заинтересована в укреплении обороноспособности наших соседей, это продиктовано в первую очередь организацией договора о коллективной безопасности. И страны-члены здесь, в общем, являются импортерами российской военной техники. С кем сегодня, как сегодня с ними выстраиваются отношения, в какой технике они заинтересованы, каковы суммы основных контрактов?
— В рамках ОДКБ развивается все наша военно-техническое сотрудничество. Здесь применяются совсем иные принципы работы, они строятся на тоже очень серьезной правовой базе. И один из важнейших документов — это был специальный документ, который называется «Соглашение о военно-техническом сотрудничестве». Он закладывает абсолютно иные принципы. Что это такое? Это, значит, скажем, с Белоруссией у нас было первое такое соглашение подписано, потом еще ряд. Оно разрешает заводам работать напрямую. Такое соглашение было подписано впоследствии с Казахстаном, с Арменией, и вот сейчас идет подготовка, и, возможно, будет в сором времени подписано такое соглашение с Киргизией. Это дает, конечно же, колоссальные преимущества нашим партнерам, но, собственно, это является основой ОДКБ.
— Поговорим об устойчивости российских предприятий военно-промышленного комплекса. Не секрет, что многие передовые военные технологии впоследствии получали продолжение, вторую жизнь в гражданской промышленности. И президент давал установку развивать продукцию, производство продукции двойного назначения. Где сегодня это удается реализовать? И какими возможностями сегодня располагают предприятия, конструкторские бюро, для того чтобы самостоятельно формировать пакет предложений от военных, которые потом могут стать гражданской продукцией?
— У нас есть так называемый ГОЗ – гособоронзаказ, госпрограмма перевооружения с установленными сроками. Об этом неоднократно говорил президент Российской Федерации — Главком нашей армии. И она имеет определенные реперные точки, когда произойдет то, это, имея в виду то, что в какой-то период времени такое большое количество вооружения, военной техники в войска перестанет поступать, произойдет переоснащение. Я надеюсь, найдется таланта, ума, сил, знаний, чтобы не наступить на грабли Советского Союза, когда вот знаменитая программа конверсии началась, и сегодня вы делали там танки, завтра вы будете делать такие детские коляски, по разнарядке всем раздали заводам — давайте выпускайте! К чему это привело, мы знаем. Надеюсь, что в этот раз не произойдет. Сегодня абсолютно другая инновационная и техническая база. Очень многие технологии, они практически параллельны. И достаточно легко перейти с производства военной продукции на гражданскую. При этом надо иметь в виду, что рынок и конкуренция, они, конечно, будут абсолютно другие.
— Где найти справедливый баланс, с одной стороны, чтобы предприятия вовремя удовлетворяли потребности армии, запросы на новое вооружение, с другой стороны, могли выполнять то, что является их личной прибылью, прибылью предприятия?
— Есть, в общем, очень серьезная, просчитанная программа гособоронзаказа, которая подразумевает к определенному году достижение такого уровня современной техники в российской армии, который позволит абсолютно спокойно РФ жить, уверенно развиваться и быть защищенной от всех угроз. Дальше: для этого есть люди, которые сидят, считают и смотрят, как развивается техника, какие новые угрозы нас ожидают, что для этого мы должны сделать.
Соответственно, какие усилия предпринять, какие системы развивать, какое оружие в 20-м году, в 25-м году должно поступить на вооружение российской армии. При этом мы с вами говорили, завод ведь работает каждый день, если мы сегодня выпускаем систему С-400, мы не завтра начнем еще выпускать С-500, а через несколько лет. Эта С-400 будет экспортироваться на протяжении всех этих лет, потому что спрос на нее колоссальный. Но затем произойдет замещение, но завод по-прежнему будет работать.
Будет ли он выпускать детские коляски, я не знаю, наверное, нет, но он точно будет выпускать какую-то очень сложную, но и рукоемкую гражданскую продукцию, потому что сегодня этих заводов строится в достаточно количестве, чтобы оснастить российскую армию и употребить, удовлетворить наш экспортный запрос.
— Есть ли понятие информационной войны против российского оружия в мире сегодня?
— Конечно, есть, к сожалению. И есть конкретные примеры. Мы не успели еще выкатить наш МиГ-35, уникальный авиационный комплекс, как уже пошли статьи, аналитические материалы о том, что это все старое и так далее. Это абсолютно точные элементы конкурентной борьбы, она ведется постоянно, она ведется по всем направлениям.
Кстати говоря, если возвращаться к санкционным всем делам, то очень многие решения были направлены именно на то, чтобы выдавить нас с тех или иных рынков. В таких случаях партнеры иногда не гнушаются никакими методами, вплоть до прямого давления наших партнеров, создание трудностей для расчетов. Мы поставили технику, у партнера есть деньги, он не может рассчитаться. Банки, международная система расчетов блокирует, блокировали эти переводы. Приходилось с этой проблемой бороться, мы научились, как с ней бороться, у нас сегодня для этого есть рецепты.
Многие страны бывшего Варшавского договора, которые сохранили какие-то свои производства, также замечены в этом. К сожалению, опять приходится возвращаться к Украине, которая часто занимается поставкой контрафактной продукции, предлагает демпинговые цены нашим партнерам, пытаясь выигрывать те или иные конкурсы. Правда потом это приводит к тому, что в результате они все равно приходят к нам. Любой поставщик запчастей для вертолета — неважно, какой модели — должен иметь официальную лицензию от нашего производителя. Можно упомянуть Болгарию, еще ряд стран. Но, повторяю, у нас здесь есть механизмы, как с этим бороться. А самое главное, то качество, о котором мы говорим, нашей техники, оно, собственно, расставляет все на свои места. Когда им отремонтировали и они увидели, что в итоге получили, в конце концов они все равно приходят в наши «Вертолеты России».
— То, что российскую военную технику мир смог увидеть, и в действии во время операции в Сирии например, поддержало репутацию российского ВПК?
— Безусловно. Использование и применение военной техники в реальных, боевых условиях и любые полигонные испытания – это две абсолютно разные вещи. И практически все наши боевые системы прошли испытания в Сирии. Впервые произошел поход целой военно-морской группировки. И это не просто показ наших возможностей, это еще как раз-таки для инженера, для конструктора, вообще, для всех, кто составляет наш военно-промышленный комплекс, это очень серьезное испытание, это проверка.
Одно дело, когда ваш корабль уходит от базы там на неделю, на сутки и может всегда вернуться, и вы можете всегда можете прийти к нему и его обслужить. Другое дело, когда он уходит вот туда, и уже никакие специалисты с материка никогда, и никакая техника туда не попадет. И вот как оно есть, так оно и работает. И то, что происходило в Сирии, как раз показало те характеристики, о которых мы все время говорим – качество, качество нашей техники. Безусловно, за этим смотрели во все системы оптические все, кто только вообще к этому причастен и не причастен, проверяли, мерили, считали, изучали. И результат, он показал, в общем, конечно же, очень высокие преимущества нашей техники.
— Каковы тогда в связи с этим ожидания по этому году военно-технического сотрудничества России? Останется она на прежнем уровне или есть потенциал для роста?
— Мы ожидаем. Есть, безусловно, расчеты, они не умозрительные, они строятся на конкретных контрактах, работа идет каждый день, сегодня, завтра, послезавтра будут подписываться крупные контракты, о которых мы уже упоминали. Мы ожидаем, что мы где-то останемся примерно на таком же уровне, может быть, даже чуть побольше, жизнь покажет.
В целом наш портфель заказов, он тоже стабилен, это примерно около 50 млрд долларов. Когда говорят, вот почему, допустим, мы не можем там больше или меньше, вы знаете, это очень сложный рынок, он очень цикличный и очень восприимчивый на то, что происходит в мире.
Большинство наших стран, крупных наших партнеров, страны, которые формируют свои бюджеты за счет энергоносителей. И то, что происходит на рынке энергоносителей, моментально сказывается на их бюджетах, соответственно сказывается на их возможностях.
— То есть арабские страны, Венесуэла в первую очередь?
— Конечно, арабские страны, латиноамериканские страны, африканские страны. То есть практически все в той или иной степени строят свои бюджеты на продаже энергоносителей и соответственно их возможностей. Поэтому мы примерно представляем их возможности, свои возможности и считаем. Да и, собственно, понимаем, рынок же, он же не безграничен. Наши специалисты тоже примерно понимают весь объем рынка вооружений, как он будет развиваться на ближайшие 5 лет. Его весь масштаб тоже понимаем, и понимаем, какую нишу мы там сможем завоевать. Но это не означает, что 15 миллиардов, они в этом году вынь да положь. Нет. За каждый доллар, за каждый евро придется сражаться, серьезно биться, потому что мы говорили с вами, в какой среде все это происходит. Но для этого у нас есть кому этим заниматься.
Источник: vestifinance.ru