В консервативном Азербайджане, где власть старается контролировать массовую культуру, независимое искусство расцветает буквально в подвалах, которые порой не вмещают всех желающих. Би-би-си рассказывает историю Эльмина Бадалова, создавшего независимый театр вопреки государству, общественной морали, собственным родителям и деревенской ведьме.
Она обнимает его, стонет и смеется. Он прижимается к ней; вместе они сползают на пол, где продолжаются объятия и поцелуи. Он пытается сорвать с нее одежду.
Рядом со мной вскакивают со своих мест две пожилые женщины. Им плохо видно, что происходит на полу — спектакль играют в обычной комнате площадью 40 квадратных метров и ряды стульев расположены на одном уровне.
Женщины перешептываются, цокают языками, но неизменно вскакивают во время интимных сцен. Так продолжается весь спектакль: задние ряды встают, стоит актерам лечь. А ложатся они часто — иногда на пол, иногда на стол: спектакль ведь про любовь.
MimOda — постановка, придуманная самим коллективом небольшого бакинского театра ADO. Она о «семейных ценностях»: о страсти, домашнем насилии, религии и давлении общества. Диалогов в пьесе нет.
И тем не менее билеты на спектакли АDO никогда нельзя купить на месте — их раскупают сильно заранее, что большая редкость для бакинских театров. На представления ходит в основном молодежь, многие парами; иногда бывают иностранцы.
В этой тесноте помещаются 50 зрителей, и девушка-билетер на входе объясняет тем, кому билетов не досталось, что места нет даже «постоять в углу». Театр сначала так и назвали — «комната» (oda по-азербайджански), но потом решили, что слишком просто, и поменяли буквы местами.
Почти безмолвные, но экспрессивные спектакли ADO говорят о темах, которые в азербайджанском обществе затрагивать не принято — сексе, домашнем насилии, личной свободе. Их подача тоже совсем не свойственна привычному азербайджанскому театру.
«С самого начала я хотел дать толчок нашей культуре, нашему традиционному театру, говорить о проблемных темах, — говорит основатель театра Эльмин Бадалов. — Потому что если люди заметят проблемы — это уже будет часть их решения».
Заколдованная вода
Азербайджан — довольно консервативная страна. Здесь проводятся облавы на геев и разгоняют акции в защиту женщин, здесь распространены ранние браки и сильны патриархальные традиции. При этом чем дальше от столицы, тем, как правило, консервативнее публика.
В одной из далеких горных деревушек и вырос Эльмин Бадалов. Мы сидим с ним в симпатичном хипстерском кафе в центре Баку, за бокалом вина он обещает рассказать мне, «как докатился до этого».
Свою «диссидентскую» жизнь, говорит Эльмин, он начал в родном селе Билясуварского района на юго-востоке Азербайджана: вопреки желанию семьи он заинтересовался театром. Вся творческая жизнь деревни в то время замыкалась на советском доме культуры, где на каждом этаже с незапамятных времен гнездились кружки самодеятельности.
«Я тогда шел на курсы поэзии и, спускаясь, увидел в приоткрытую дверь, как репетирует местный театральный кружок, — вспоминает Эльмин свой первый порыв. — К тому же стихи у меня получались неважные, сейчас их перечитываю и становится стыдно».
«Только актера нам не хватало», — вздохнула мать, услышав о намерении Эльмина поступать в театральный, и пошла к соседке — ведьме, которая, по местной традиции, писала желания людей на листке бумаги, и те непременно сбывались. Сначала, правда, этот листок полагалось сжечь, пепел размешать в воде, а эту воду потом вылить себе на голову.
«Обычно у нас во дворе загадывали поступить в вуз, причем всегда поступали, и поэтому старшие верили, что колдовство работает», — вспоминает Эльмин. В магию он не верил, но из личного протеста втихаря вылил «волшебную» воду в ванну.
Все же поступив в бакинский Университет нефти и промышленности, Эльмин стал тайком ходить на актерские курсы и подрабатывать журналистом. Из вуза его в итоге исключили — после статьи о приватизации общежития (в университете заявляют, что Эльмин был отчислен из-за неуспеваемости).
«Я был рад, потому что никогда не хотел быть нефтяником, — говорит он. — Когда меня исключили, родственники сказали, что с театром я выжить не смогу, ведь мне еще семью создавать. Я им отвечал, что не ради денег делаю это».
Тогда же Эльмин признался, что вылил заколдованную воду. «Я же тебе говорила, а ты не верил, — ответила мать. — Если вы не вылил, тебя бы не исключили».
Через три года Эльмин основал ADO, и родственники перестали быть его единственной проблемой.
В поисках площадки
Эльмин решил создать собственный театр с Ильгаром Джахангиром — известным в Баку актером и оппозиционером, который как раз ушел из государственного театра ради независимого искусства.
«Для меня уроки моих учителей были своего рода базой, я же хотел на основе этого создать современный театр, андеграундный и независимый от государства», — рассказывает Эльмин.
Спектакли ставили в подвале, где помещалось от силы 30 зрителей, и уже через пару месяцев к ним пришла полиция. «Им просто показалось подозрительным, что толпа людей зачем-то собралась в подвале, — вспоминает Эльмин. — Они говорили: «Вы нас обманываете, не может быть театра в таком месте».
Всего за семь лет ADO сменил шесть площадок. Второй раз театр лишился помещения после появления странных активистов, которых Эльмин называет провокаторами. «Пришли незнакомые люди, подозреваю, что подосланные, стали цепляться к нам и к зрителям — что вы, мол, пришли в шортиках, вслед за ними явилась полиция и заявила, что мы нарушаем порядок», — говорит актер. Хозяина квартиры, где обосновался театр, тогда вызвали в отделение; вернувшись, он попросил немедленно освободить помещение.
В другой раз власти просили театр съехать, так как планировали снести «аварийное» здание. С тех пор прошло три года, здание до сих пор на своем месте.
Дважды ADO покидало площадку, когда нечем было платить. В один из таких трудных периодов, год назад, государство неожиданно само пришло к ADO. «Люди из министерства культуры явились и сказали, что готовы дать нам площадку и обучать актеров, но при условии, что прежде ознакомятся с нашими спектаклями, — вспоминает Эльмин. — Сначала они нам предлагали деньги, и мы сразу отказались. Мы сказали, что их предложение — это цензура».
Вскоре, ничего не прося взамен, минкультуры предложило площадку на 300 зрителей в приморском поселке в 30 километрах от Баку. «Мы отказались, это было далеко и, мне кажется, это была попытка выжать нас из центра города», — считает Эльмин. В министерстве не ответили на вопросы Би-би-си.
Под крылом государства
Азербайджанская культура в советские годы была знаменита, прежде всего, певцами Муслимом Магомаевым («Советский Синатра», как говорит о нем англоязычная «Википедия») и Рашидом Бейбутовым. Последний также снимался в кино, его голосом пел Радж Капур в болливудском фильме «Бродяга», когда он вышел в советский прокат в 1954 году.
Не менее известный эстрадный певец, Полад Бюльбюль-оглы, прославился в СССР песней «Позвони», а также главной ролью в комедийном боевике с восточным колоритом «Не бойся, я с тобой». Сейчас Бюльбюль-оглы работает послом Азербайджана в России.
В кино одним из наиболее востребованных был писатель Рустам Ибрагимбеков, известный российской публике как сценарист, к примеру, «Белого солнца пустыни» и «Утомленных солнцем»
Сегодня таких имен практически нет. В Азербайджане снимаются как поддержанные государством фильмы, так и независимое коммерчески успешное кино — но все это, по мнению искусствоведа Ульви Мехти, в основном комедии невысокого качества. Действительно ценное независимое кино, которое возят на престижные фестивали, оказывается без государственной поддержки.
Расцвет по-настоящему свободного азербайджанского кино, по словам Мехти, пришелся на конец советской эпохи и первые годы после распада СССР. Один из действительно независимых фильмов на важную тему — антивоенная трагикомедия о карабахском конфликте «Все к лучшему». В последующие годы режиссер этого фильма Вагиф Мустафаев снял 13 документальных фильмов о бывшем президенте Гейдаре Алиеве, отце нынешнего главы государства.
Как отмечает режиссер и художник Теймур Даими, в нынешнюю эпоху интернета сложно говорить о тотальной несвободе, но ни один современный художник не сможет провести выставку с протестным посылом в крупном музее. «Но если я захочу сделать это у себя дома или на даче, у меня это получится», — говорит Даими.
Многие из известных в Азербайджане сформировавшихся в нулевые годы писателей, впоследствии имевших непростые отношения с властью, уже несколько лет живут за границей. В 90-е были и художники, и музыканты — «а потом государство все прибрало в свои руки», говорит музыковед Эльмир Мирзоев.
Крупнейшая негосударственная культурная среда — площадка YARAT у моря со сценой, галереями и открытым пространством. Там проводятся концерты, выставки, презентации, организаторы привозят творческих знаменитостей из-за границы. Ее создательница — племянница супруги президента Аида Махмудова.
«По большей части культура у нас контролируется государством, оно еще в нулевых приватизировало эту сферу, — говорит Теймур Даими. — Есть, конечно, проявления самоорганизации среди молодежи. Но это редкость, а наиболее яркие события, современное искусство, биеннале, дорогие проекты — все это поддерживается государством».
В отсутствии официального цензурного органа государство осуществляет контроль деньгами. Личными указами президента деятелям культуры назначаются стипендии или пенсии, творческим союзам выделяются бюджетные средства.
«Все проекты требуют инвестиций, а у нас крупные деньги только у государства», — отмечает Даими. В этот момент, по его словам, включается «внутренний цензор художника»: «Сегодня по умолчанию все деятели культуры, опытные писатели, художники, знают, что можно, а что нет, что вообще допустимо».
Почти все театры в Азербайджане государственные, там, как правило, ставят либо спектакли классических авторов, либо что-то с восточным колоритом и тяготеющее к старине. «В поисках самоидентификации мы готовы двигаться все глубже в прошлое вплоть до палеолита», — отмечает искусствовед Ульви Мехти. Постановки на современные темы, по его словам, выполнены в классическом стиле, а зачастую напоминают капустники.
«Выйти к людям»
«Сейчас театр у нас не популярен, — говорит основатель ADO Эльмин Бадалов. — Причем не популярен настолько, что иногда школы заставляют покупать билеты в театр. Это не поддержка — скорее наоборот, у ребенка возникает к нему отвращение».
Поэтому лучший способ популяризации театра, считает Эльмин, — это выступать на улице. «Чтобы привести людей в театр, мы должны сами к людям выйти», — говорит он.
Труппа ADO несколько раз играла на улицах в Грузии, Франции, Турции и даже Иране. Но в Азербайджане до сих пор не получается — ни городская администрация Баку, ни министерство культуры не дали разрешения, сославшись друг на друга. В минкульте Би-би-си сказали, что это компетенция администрации, в администрации на запрос не ответили. Руководство ADO теперь через суд требует у обоих органов официального письменного ответа, кто из них уполномочен допускать театр на улицы.
Чтобы выступать в регионах, театру тоже приходится просить разрешения местных властей. Однажды перед выступлением в горной деревне Вари Эльмину позвонили и сообщили, что не могут предоставить помещение.
«Но тут же нам стали писать разные люди, готовые предоставить свои дома и дворы, — вспоминает он. — Тогда мы решили, что [власти] нам могут просто сорвать спектакль, и мы написали всем, что объявим точное место проведения за час до начала».
Несмотря на это, перед спектаклем организаторы быстро поняли, что места на всех не хватит. «Тогда хозяин дома предложил снять с петель все окна и двери, чтобы из соседних помещений тоже было видно», — говорит Эльмин. Люди надели на спектакль свою лучшую одежду, как на праздник, вспоминает режиссер, ведь к ним никогда никто не приезжает — тем более театр.
«Не соответствует богатству внутреннего мира»
Государство в лице министерства культуры отрицает какое-либо давление на творческие коллективы, оставляя за собой право требовать соответствия своим «художественно-этическим» критериям от тех, кому выделяет деньги.
«Если государство ценит наш труд, и мы должны ценить его», — заявил министр культуры Абульфас Гараев после митинга оппозиционного Национального совета демократических сил, на котором присутствовали несколько известных актеров.
Подобные «антигосударственные выступления», по словам министра, «не соответствуют богатству внутреннего мира ни одного работника культуры».
Глава отдела искусства минкульта Исмаил Гусейнов подтвердил достоверность цитаты, отметив, что слова министра носят «рекомендательный характер». Хоть государство и поддерживает театры в выборе репертуара, творческая деятельность остается в ведении самих коллективов, уверяет он. «Что касается негосударственных театров, то там министерство вообще не вмешивается», — говорит Гусейнов.
Между тем, независимый театр ADO до недавнего времени испытывал нехватку актеров, особенно — женщин. «Девушки местные очень боялись играть, боялись, что их уволят из основного театра, что общество будет их осуждать за роли, — рассказывает Эльмин. — Бывало, что актрисы немного играли и уходили, под давлением руководства своих театров, да и просто своих семей».
Актерам и актрисам, по словам Бадалова, угрожали, говоря, что, работая с ADO, они не найдут работу больше ни в одном театре. «Некоторые пугались и уходили, те, кто был покрепче, — оставались, — говорит Эльмин. — В итоге у нас крепкий и дружный коллектив и сейчас на нас трудно давить».
Эксцентрика и буффонада?
Многих в ADO привлекает атмосфера театра и нестандартные — в том числе и шокирующие — подходы к спектаклям.
Мне повезло оказаться среди нескольких зрителей спектакля под названием STOP, которых актеры вывели на сцену. Описание дальнейшего действия может попасть под российский закон о пропаганде «нетрадиционных сексуальных отношений». От неловкости я пячусь к двери, но меня ловят и ведут обратно. Достаю телефон, пишу жене: «Забери меня отсюда». Вокруг шумно, летают конфетти, люди смеются и стонут. Рядом стоит раскрасневшаяся девушка — еще одна зрительница. Тут я понимаю, откуда такое название: «Стоп!» — это то, что мне сейчас хочется закричать.
Это один из успешных спектаклей АДО. Люди приходят, смущаются, краснеют, а потом приходят снова.
«Разве это искусство, сиськи одни», — сказала мне пожилая женщина после спектакля. Такого же мнения и некоторые другие мои знакомые, которые, правда, никогда не ходили в ADO.
«Есть в них что-то от средневековых бродячих артистов», — говорит писательница Ника Мусави, отмечая, что уважает актеров за их искренность и энтузиазм.
«Не могу сказать, что мне очень понравилось, не люблю эксцентрику и буффонаду. Но все равно периодически хожу на их спектакли, потому что симпатизирую этому маленькому, но гордому театру, — добавляет она. — В конце концов, это единственный неформальный экспериментальный театр в нашем городе».
Есть и те, кто критикуют театр за недостаточную решительность. Драматург Аждар Улдуз, говоря о спектакле MimOda, отмечает, что, исследуя влияние религии на семейные отношения, авторы заменили ислам на христианство.
«Объектом критики выбрано христианство, получается как в советском анекдоте, мол, у нас тоже можно выйти на Красную площадь и сказать, что Рейган — дурак, — говорит Улдуз. — Что же вы не нашли смелости в себе покопаться? Это осторожная смелость; с другой стороны, хотя бы такая».
***
В этом году у театра сплошные аншлаги. Даже родственники Эльмина зачастили к нему в театр: говорят, что рады его успехам и даже спектакли у него неплохие, вот только эротики многовато.
Смирилась, по словам Эльмина, даже мать, которая теперь ходит на все его новые постановки: «Ей больше всего нравится спектакль «Свадьба» — наверное, она думает, что я когда-нибудь женюсь».
Иллюстрации Магеррама Зейналова