Знаменитая акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя состоялась уже восемь лет назад.Все это время были официально известны имена только трех ее участниц — Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич, которых привлекли за нее к уголовной ответственности. На прошлой неделе Толоконникова раскрыла имя четвертой участницы.
Четвертой девушкой на амвоне была Диана Буркот — московская художница, музыкант и композитор. Толоконникова впервые раскрыла ее личность в интервью изданию The Village на прошлой неделе. О ее участии в акции было известно многим в музыкальной среде, но официально ее имя никогда не обнародовалось.
Диана давно занимается музыкой. Она играла на барабанах в нойз-рок группе «Фанни Каплан», а сейчас занимается сольным электронным проектом Rosemary Loves a Blackberry, в рамках которого выпустила уже несколько альбомов. Ее новый альбом Weirdberry выйдет 12 июня.
Изначально Pussy Riot познакомились с Дианой именно как с профессиональным музыкантом — она помогала им записывать музыку. Потом ей предложили принять участие в акционистской деятельности группы, и она согласилась. Буркот участвовала в двух акциях Pussy Riot — на Лобном месте 20 января и в храме Христа Спасителя 21 февраля 2012 года. На момент панк-молебна ей было 27 лет.
Продюсер Русской службы Би-би-си Амалия Затари поговорила с Дианой Буркот о том, как она познакомилась с Pussy Riot, как скрывалась от следствия и о том, что ей дал этот опыт.
Би-би-си: Как я поняла из интервью The Village, ты изначально не должна была участвовать в этой акции, должна была участвовать другая девочка, Настя из группы Asian Women on the Telephone (AWOTT), но она отказалась в последний момент.
Диана Буркот: Это неточность. Изначально в акции должны были участвовать и я, и Настя. Но у Маши [Алехиной] с Настей ночью был разговор, в котором Маша выражала свои опасения и сомнения. Но потом она все-таки решилась и пошла на акцию, а Настя не пошла. Я не знаю, кстати, по какой причине: может она передумала, может, просто вовремя не встала, потому что они всю ночь разговаривали и у нее не было сил идти. Я не была на замене, я в любом случае туда собиралась.
Би-би-си: Как ты тогда решила в ней участвовать и почему?
Д.Б.: Какое-то время девчонки сами писали музыку, делали ее из сэмплов, каких-то подручных средств. И в один момент они решили, что нужно записать живые инструменты, более профессионально, и поэтому стали через знакомых и друзей искать музыкантов, которые могли бы им помочь записать музыку.
Мне написала Наташа [Евстигнеева], сейчас у нее группа «Джуна», которая помогала девчонкам писать музыку для акции в Сочи. Она мне кинула ссылки посмотреть, сказала, что вот, есть девчонки, и что нужно им помочь записать музыку, и спросила, не хочу ли я поучаствовать. Меня это все заинтересовало, хоть сначала я и подумала, что это все дико странно и что вообще они делают. Но у меня возник интерес и любопытство, и я сказала: да, давай.
Пришли Надя [Толоконникова], Катя [Самуцевич], еще девчонки, которые участвовали в акции на Лобном месте, мы записали музыку, вокал. То есть изначально они на меня вышли скорее как на музыканта, который может помочь написать музыку. И уже после того, как мы ее записали, Надя с Катей предложили мне поучаствовать в акции, спросили, что может мне будет интересно влиться и в другую часть деятельности группы, акционистскую. И в тот момент я прямо очень хотела.
Даже можно сказать, что я ждала этого предложения, но стеснялась спросить сама наверное, не знаю. В общем, когда мне предложили, я с радостью согласилась. После этого я присоединилась к группе и участвовала в двух акциях: на Красной площади и в храме Христа Спасителя. И еще помогала с музыкой: писала барабаны, голос.
Би-би-си: То есть в самой записи песни «Богородица, Путина прогони» ты тоже участвовала, и пела, и играла на барабанах?
Д.Б.: Да.
Би-би-си: Когда ты согласилась тогда участвовать в акции в ХХС, ты отдавала себе отчет в том, что у нее могут быть какие-то серьезные последствия?
Д.Б.: Я тогда вообще не разбиралась в статьях, была очень поверхностна в политике, акционизме и современном искусстве. Это как раз-таки одна из тех причин, почему я говорю, что Pussy Riot — все-таки очень важная часть моей жизни. Потому что после этого я пошла учиться в Школу Родченко на современное искусство, в том числе чтобы разобраться с контекстом, набраться теории и понять поглубже, что это.
Но в тот момент, конечно, я всего этого не понимала, я тоже думала, что это мелкое хулиганство максимум, а о каких-то суперсерьезных последствиях я не думала. Я не предполагала, конечно, что за это могут посадить на два года.
«Мы встретились в метро и пошли в храм»
Би-би-си: Ты со своей стороны можешь описать, как все проходило? Ты помнишь, что ты делала в храме, что делала после акции?
Д.Б.: Мы встретились в метро и пошли в храм, зашли в него. Никаких сложностей не было. У нас была плюс-минус подходящая одежда, хотя, конечно, под верхней одеждой на нас на всех были цветные колготки и цветные платья.
Мы зашли в храм и какое-то время там находились, ходили, смотрели иконы, хотели сориентироваться в пространстве: как лучше подойти к амвону. Потому что на предварительные вылазки посмотреть место я лично не выезжала, девчонки гоняли. Мы огляделись, посмотрели, есть ли охрана, и в какой-то момент, я сейчас уже не помню, кто был первый, забрались на амвон, и началась сама акция.
Все, конечно, пошло не по плану. Музыка практически сразу перестала играть, у Кати, по-моему, сразу отобрали гитару, охранники начали нас оттуда по одной брать и уводить. Когда меня пытались убрать с амвона, я не сопротивлялась, мужчина просто взял меня, оттащил меня и отпустил. Когда он пошел за кем-то дальше, я вернулась и старалась дальше продолжать само действо.
Потом всех девчонок уже прогнали с амвона и они пошли к выходу, а я почему-то немного замешкалась, и по-моему осталась там вообще одна. Охранники на меня особо внимания уже не обращали, а девчонки в каком-то возбужденном и испуганном состоянии уходили. И оставили там куртки. Это очень забавная деталь, что они вообще забыли про верхнюю одежду.
Я собрала все наши куртки и пошла на выход, догнала их и все. Мы вышли беспрепятственно, свечница предприняла попытку дернуть меня за волосы, но никто нас не бил, не задерживал. Мы перешли дорогу, нас никто не преследовал и казалось, что все хорошо, все в порядке и ничего плохого не произошло. И последствий никаких нет.
Перед акцией я очень плохо спала. Перед акциями всегда какое-то волнение, это в любом случае риск, ты до конца не отдаешь себе отчет в том, чем это может закончиться, но все равно дико страшно. Я очень мало и беспокойно спала и после акции практически сразу, минут через 20-30, поехала домой.
А девчонки остались и вместе с другими ребятами из команды стали собирать ролик, дали видеоинтервью, на котором как раз-таки было три девушки. И мне кажется, что это одна из причин, почему никто до конца не помнит или не знает или просто не обращает внимания, что было не три девушки, а пять.
Би-би-си: Там был Петя Верзилов, который играл роль иностранного туриста и проносил в храм гитару в рюкзаке, а девушек, получается, было даже не четверо, а пятеро?
Д.Б.: Да, была еще одна девушка. На амвоне было пятеро: Маша, Надя, Катя, я и еще одна девушка, которая также осталась анонимной. Общественность не знает, кто она.
На амвоне были пятеро участниц Pussy Riot, но Катю Самуцевич быстро поймали и увели. На этой фотографии: Диана Буркот — слева в красном платье и синих колготках, Мария Алехина — справа в красном платье и голубой балаклаве, Надежда Толоконникова — по центру в зеленом платье. Рядом с ней по центру в фиолетовой балаклаве — пятая участница, чье имя не известно широкой публике
Би-би-си: Как ты сама относишься к этой акции, удачной она была по-твоему или нет? Вроде бы к ней относились неоднозначно даже среди тех, кто поддерживал Pussy Riot, но считалось, что пока девочки сидят в тюрьме, критиковать акцию неэтично.
Д.Б.: Насколько я помню, вроде никакой резкой критики акции внутри группы не было, были сомнения о том, можно ли брать на себя такую ответственность. Я человек неверующий и достаточно критично отношусь к РПЦ. Так что у меня сомнений на этот счет точно не было.
Сама акция прошла очень скомканно, конечно, можно сказать, что и вовсе сорвалась. Но я не уверена, что такую технически сложную акцию можно было бы сделать лучше. Больше минуты такая акция не может продлиться.
«Есть некая угроза, и она реальна»
Би-би-си: Маша Алехина писала в своей книге Riot Days, что полиция сначала пришла к ней. Что когда она возвращалась с сыном из детского сада, полицейские в штатском стояли у ее квартиры. Это было 22 февраля, на следующий день после акции. Они взяли у нее обязательство о явке в полицию на следующий день (вместо Алехиной в полицию в тот день пошел ее адвокат — прим. Би-би-си), но она успела позвонить Наде и сказать, что к ней пришли. Сразу после этого, в ночь на 23 февраля, в «Старбаксе» в Камергерском переулке было экстренное заседание Pussy Riot, на котором решалось, что делать дальше. Ты была на нем?
Д.Б.: Нет, меня не было. Какое-то количество ребят встретились, обсудили. У них была информация, что поступил заказ, что есть некая угроза и что она реальна. Они стали обдумывать, каким образом действовать дальше.
И после этого заседания ко мне ночью очень поздно вечером, приехал Петя [Верзилов] с адвокатом. И сказал, что завтра рано утром все встречаются там-то во столько-то, для того чтобы уехать за город в безопасное место и отсидеться, потому что непонятно, что будет происходить дальше. Что мне нужно туда приехать и что какое-то время лучше не появляться дома, чтобы разобраться, что происходит и какие могут быть последствия.
Би-би-си: И ты поехала с ними в Подмосковье?
Д.Б.: Нет. Это как раз наверно была ключевая причина, почему меня не поймали. Девчонки встретились и скрывались вместе. И когда их поймали, они были все вместе.
«Я скрывалась в другом месте»
Би-би-си: Втроем? Пятая была не с ними?
Д.Б.: Да. Я не знаю деталей, но насколько я знаю, пятая девочка тоже поехала скрываться в другое место, она уехала куда-то в деревню. Насколько я могу понимать, она приняла примерно такое же решение, как и я. Я тогда подумала: зачем скрываться всем вместе? Это нелогично. Даже оборачиваясь на какие-то фильмы, все всегда врассыпную разбегаются и не поддерживают контакт между собой.
И я скрывалась в другом месте. И, мне кажется, с этого момента и где-то месяц-два после этого я вообще не поддерживала контакт с девчонками и с Петей. Сначала я пряталась в одном месте, на репетиционной точке, где мы записывали песни. Мне там было дико некомфортно, потому что это было нежилое помещение, полуподвальное. Ночевать там было вообще не здорово, потому что там было достаточно грязно и по ночам даже бегали крысы. То есть было жутковато.
Я пробыла там в районе двух-трех дней, а после этого практически сразу уехала из Москвы в Крым недели на две-три. И потом на протяжении полугода, до осени, я ездила туда-сюда и старалась как можно меньше времени проводить в Москве.
Когда я еще участвовала в акции на Лобном месте, у нас была стратегия: находить в базе данных водительских прав какие-то более подходящие по году рождения и запоминать их. И когда нас задержали после акции на Лобном месте, Маша, например, как она сама про себя в книжке пишет, дала свои настоящие паспортные данные. И я в тот момент была так взволнована, что тоже дала свои настоящие паспортные данные.
И в тот момент, когда я начала скрываться [после акции в храме], у меня была логика такая: что возможно органы знают, что я была на Лобном месте, но это не равно тому, что я была в ХХС, и самая верная стратегия — это держать какую-то дистанцию, не общаться с ребятами, что это было все не со мной.
Потому что, мне кажется, что если бы я начала с ними контактировать, то тогда на меня было бы легче выйти. Хотя есть мнение, что большее количество девушек и не хотели задерживать, что кого нужно, того поймали, грубо говоря.
Акция Pussy Riot на Лобном месте. Диана Буркот — слева, в красном платье и с гитарой
Би-би-си: Ну да, аресты Нади, Маши и Кати были достаточно показательными. Когда их арестовали, собственно, тебе стало страшнее, тревожнее? Что ты почувствовала?
Д.Б.: Меня практически не было в Москве, я не ходила на акции поддержки, не общалась с оппозиционным коммьюнити. Я общалась вообще с другой тусовкой, с другими ребятами. Проводила много времени в Крыму. Мне это в любом случае помогало не окунаться во всю жуть, которая происходила.
До меня долетали какие-то вещи, что девчонок поймали, что они сидят в СИЗО. Мне было естественно страшно и в тот момент я думала: так, если меня не поймали, значит, я все правильно делаю, остаюсь дальше в Крыму, не нарываюсь, в общем.
Мне не хотелось садиться, я не хотела, чтобы меня арестовывали. Это было все как-то совсем сюрреалистично и я старалась держаться от этого всего подальше.
Действительно безумно страшно и супернервозно стало осенью, когда я вернулась в Москву и деваться мне было больше особо некуда. Возможности куда-то переехать у меня по крайней мере не было. Я вернулась в Москву и пыталась жить своей жизнью и тогда, пребывая уже больше в контексте, стало страшно.
«У меня началась своя жизнь»
Би-би-си: А как долго вообще ты скрывалась и когда перестала это делать?
Д.Б.: Около полугода. Где-то с весны до конца лета меня практически не было в Москве и я скрывалась. Потом я вернулась в Москву и начала стараться жить какой-то своей жизнью. Я поступила в тот момент в Школу Родченко, стала играть в группе новой на барабанах.
У меня началась какая-то своя жизнь, и дистанция с Pussy Riot сохранилась, я ни с кем особо не общалась. В период судов, был момент, когда я около недели была в Москве и со мной связался Петя. Сказал, что у них появилась идея сделать акцию в поддержку [арестованных], но я в ней участвовать не могу, потому что если меня задержат, то в моем случае все может закончиться очень плохо. Но понадобилась моя помощь в написании песни и записи вокала.
Какое-то время мы общались с Петей, он мне рассказывал, что происходит. Записали собственно песню «Путин зажигает костры революций». Сама акция не состоялась, ее сорвали. И потом все, я прервала контакт.
17 августа Хамовнический суд Москвы приговорил Толоконникову, Алехину и Самуцевич к двум годам лишения свободы по обвинению в хулиганстве. В октябре суд заменил Самуцевич наказание на условное и свободил в зале суда. Толоконниковой и Алехиной приговор оставили в силе
Но с осени началась самая жуть, потому что мне уже было некуда сбежать и было непонятно, что делать дальше. Я пыталась жить своей жизнью, но было очень много каких-то параноидальных штук. У меня были неврозы, паранойи, вплоть до галлюцинаций. Я думала, что меня преследуют, что оперативники в штатском следят за мной в метро, снимают меня на телефон и так далее. Это было очень тяжелое эмоциональное состояние, и мне особо было не с кем пообщаться на эту тему.
В тот момент я была музыкантом, а в 2012 году в музыкальной среде про политику было как-то не очень классно разговаривать. То есть среда музыкантов меня не поддерживала. И в среде современного искусства, где я училась, когда поступила на 1 курс, тоже кому-то нравилось, что делают Pussy Riot, но было очень много негатива. И я старалась меньше вспоминать, меньше думать, но было безумно некомфортно и непонятно вообще, что делать.
Но потом я стала общаться с Катей Самуцевич, ее тогда уж отпустили. И все стало как-то попроще, потому что я могла с ней разговаривать.
Би-би-си: Вы продолжаете сейчас общаться с Катей и с кем-то еще из девочек?
Д.Б.: Я достаточно много общаюсь с Машей Алехиной, потому что она потом написала эту книжку, Riot Days, и по ней потом поставили спектакль. Я играю в этом спектакле, играю в нем электронную музыку (не свою, музыку написали ребята из группы AWOTT), на барабанах, пою. Последние полтора года я играю в спектакле и много общаюсь с Машей.
Диана и Маша во время спектакля Riot Days в Милане
С Катей мы общались очень тесно и близко дружили до 2015 или 2016 года, и общение с ней меня очень сильно поддерживало. Сейчас мы общаемся гораздо меньше, потому что дороги как-то совсем разошлись, но тем не менее поддерживаем контакт. А с Надей я общаюсь меньше всего, потому что она мало бывает в Москве, у нее своя отдельная жизнь. Я с ней поддерживаю контакт, но мы не близко общаемся.
«Зашкварная тема»
Би-би-си: Ты упомянула музыкальную тусовку и среду современного искусства. Уж после того, как Надя раскрыла твою личность, ты рассказала The Village, что твои друзья считают Pussy Riot «зашкварной темой». Ты понимаешь, почему такое мнение вообще есть, и что об этом думаешь?
Д.Б.: В 2012 году мне об этом говорил практически каждый второй. И говорят до сих пор. Буквально четыре дня назад мне мой друг сказал, что, мол, давай ты будешь поменьше говорить про Pussy Riot. Я не знаю, мне кажется, это стечение разных факторов. Во-первых, шла дичайшая пропаганда и выливалось огромнейшее количество говна.
Я офигевала от того, когда какие-то мои достаточно адекватные знакомые, которые не знали, что я участвовала в акции, если заходил разговор, говорили, что Pussy Riot — это фигня, что это вообще такое, засовывают себе курицу в вагину. И таких слухов и мифов было очень много. Люди почему-то не разбираются, что правда, что неправда, а верят всему на слово.
Сейчас, мне кажется, в Москве все меняется очень заметно, начинает появляться какая-то цеховая солидарность. Люди стали друг друга поддерживать: и в музыкальной тусовке, и в фемтусовке, в художественной… Так, тоже немного есть.
Группа Pussy Riot всегда воспринималась как что-то неоднозначное. Это вроде и про искусство современное, но в этой тусовке говорят, что это не искусство. Вроде это про музыку, но в музыкальной тусовке говорят: блин, да какая это музыка, там никто не умеет петь и все просто невпопад кричат.
Наверно еще этот фактор, что какие-то девчонки, как будто не профессионалки вообще ни в чем, словили какую-то медийную славу и интерес. Я сама пыталась разобраться, почему вокруг Pussy Riot есть такой негатив. И если разбираться, это совершенно необоснованно.
«Pussy Riot оказали большое влияние на мою жизнь»
Би-би-си: Тебя вообще научила чему-то вся эта история? Помогла ли она тебе как художнику или наоборот пошла во вред?
Д.Б.: Это опять же о том, почему я все же решила признать, что я Pussy Riot. На меня то, что происходило с этой группой, оказало огромнейшее влияние, очень большое. Если бы не Pussy Riot, то моя жизнь, возможно, развивалась бы совершенно иначе. В 2012 году, когда все это произошло, у меня появилось желание быть более образованной.
На тот момент у меня было среднее специальное образование по экономике, законченный музыкальный колледж по специальности барабанная установка и высшее образование по рекламе и пиару. Но этого было недостаточно. Я пошла учиться в Школу Родченко. Для меня тогда стало очевидно, что мы живем не в стране, а в какой-то колонии строгого режима, и с 2012 года гайки только закручиваются.
И где-то полтора года назад, когда я начала играть в спектакле, Pussy Riot снова оказали очень большое влияние на мою жизнь. Я, например, оказалась в туре в Новой Зеландии. Это такое потрясающее место! Там очень красиво, офигенная природа. И возможно, если бы не Pussy Riot, я бы никогда в жизни там не оказалась.
Диана Буркот с коалой во время тура по Новой Зеландии и Австралии
То есть какие-то такие вещи стали со мной происходить благодаря Pussy Riot. Возможно поэтому я перестала наконец этого стыдиться. Мне друзья уже начинают говорить, что это сомнительная репутация, зачем тебе это нужно, что я и так музыкант и у меня и так все хорошо. Сейчас мне наконец-то стало все равно.
Плюс после 2012 года я стала активнее проявлять себя в фемдвижении. Я стала играть в группе Фанни Каплан, и мы были одними из первых девчонок, кто не стеснялся того, что мы фемки. Тогда же этого всего вообще не было, не было коммьюнити.
Я поддерживаю разные инициативы, например, играла на благотворительном ивенте в поддержку сестёр Хачатурян, на фестивале «НЕ ВИНОВАТА» 8 марта, таких активностей у меня очень много, это неотъемлемая часть моей деятельности.
Би-би-си: Когда ты поступала в Школу Родченко, ты указывала, что делала акции с Pussy Riot? Или какое портфолио ты показывала при поступлении?
Д.Б.: Нет, участие в Pussy Riot не входило в портфолио. Я тогда уже снимала видео, поступала на видеоарт. В портфолио у меня было около трех видео- и парочка фотопроектов.
Би-би-си: Почему ты решила раскрыть себя именно сейчас?
Д.Б.: Это была незапланированная штука. Все получилось очень стихийно. Так получилось, что Надю в каком-то интервью опять спросили про четвертую участницу, она сказала, что она не разглашает имя, и я подумала: блин, а чего, уже столько времени прошло.
И мне кажется, у всех на карантине происходит какая-то переоценка ценностей, на многое начинаешь как будто по-другому смотреть. И я подумала про Pussy Riot, что я там вроде участвую и при этом сама могу про них что-то плохо сказать. Я подумала, что это неправильно, зачем я тогда там участвую, надо определиться.
И, собственно, увидела интервью Нади, мы с ней попереписывались и пришли к выводу, что мне уже ничего не угрожает и можно сказать. Это было недели две-три назад. Мы не обсуждали, что сказать, когда сказать, у нас не было с ней уговора, что она это скажет в интервью или что-то. Я ей просто закинула, что не против, чтобы она назвала мое имя, но совершенно не успела к этому подготовиться.
«Иногда жизненный опыт совсем не обязателен»
Би-би-си: Не могу не задать этот вопрос. С одной стороны, тебя не поймали и не посадили в тюрьму. С другой стороны, Маша с Надей вышли из тюрьмы мировыми звездами, можно сказать. У тебя никогда не было рефлексии по этому поводу?
Д.Б.: В той или иной степени конечно была. Я понимаю, что вопрос о том, что Маша и Надя имеют возможность заниматься тем, чем хотят, и являются уже действительно мировыми звездами, а у меня этого всего нет как будто бы. Я не могу сказать, что как-то сильно от этого страдаю и переживаю или испытываю зависть.
Я все это время жила своей жизнью. Во-первых, да, важен факт того, что девочки отсидели два года. Я не сидела два года. И я не уверена, что хотела бы отсидеть эти два года для того, чтобы иметь то, что они имеют сейчас. Иногда жизненный опыт совсем не обязателен. Можно хорошо прожить и без него и иметь меньше травм.
Девчонки сами об этом говорят, поэтому и я наверно могу сказать в двух словах, что они очень часто чувствуют себя ментально не очень, что им не по себе. Надя принимает антидепрессанты, у Маши в личном общении бывают какие-то срывы, потому что нервы очень сильно расшатаны.
Мне не хочется, короче, сидеть два года. Я не уверена, что я вообще смогу это пережить.
Плюс у меня какой-то другой путь, я его уважаю, это интересно. Совершенно не обязательно становится дико популярной. У меня своя жизнь, я принимаю это и не вижу смысла сливать энергию на то, чтобы оглядываться на кого-то. Возможно, я больше андерграундная, но это безумно ценно и дорого. У меня свой путь.
Пока девочки сидели, я училась. Я научилась куче всего классного, а могла бы просто от безысходности сидеть на голодовках и думать, выживу я или не выживу.
Люди иногда делают какие-то безумные вещи ради славы, но это абсолютно не те ценности, которые заложены во мне. Мне гораздо круче уметь что-то делать и быть интересной людям благодаря этому. Я музыкант, я люблю музыку, я хочу заниматься музыкой. Я занимаюсь видеоартом, поддерживаю фемдвижение и много чего еще.
***