Волна громких терактов прокатилась по России в сентябре 1999 года, когда один за другим были взорваны четыре жилых дома в Буйнакске, Москве и Волгодонске, погибли более 300 человек.
Трагедии повторялись и в последующие годы — гремели взрывы на рынках и в общественном транспорте, на фестивалях и праздничных мероприятиях, взрывались самолеты и поезда, правительственные здания и полицейские участки, магазины и религиозные учреждения. Боевики захватывали и убивали заложников, нападали на госчиновников, военных, полицейских и гражданских людей.
В 1990-х годах на базе института психиатрии и наркологии имени Сербского был создан отдел неотложной психиатрии и помощи при чрезвычайных ситуациях. Специалисты этого центра помогали пострадавшим в этих терактах и их родственникам, но, как рассказал в интервью Русской службе Би-би-си глава института Зураб Кекелидзе, помощь в таких ситуациях нужна гораздо большему числу людей.
Кекелидзе оказывал помощь пострадавшим во многих чрезвычайных ситуациях.
Зураб Кекелидзе: Я могу рассказать о тех терактах, которые были в Москве. На улице Гурьянова, там общежитие взорвали, потом через какое-то время взорвали дом на Каширском шоссе, взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади, взрывы в метро были, на перегоне «Павелецкая» — «Автозаводская», на «Парке культуры», на «Норд-Осте», спектакле, когда в зал ворвались и зрителей захватили… Так что, к сожалению, тот период был очень тяжелым, происходили различные теракты.
Работа, которая там проводилась, была очень тяжелой. И врачи, и другие специалисты изначально не были готовы. Что в этих случаях делать, как поступить, как помочь тем, кто попал в такую ситуацию?
После взрыва, конечно, не поможешь, те, кто погибли, те погибли. Но тем, кто попал в заложники, как с ними контакт устанавливать и так далее… Все это, к сожалению, приходилось изучать «на марше», как говорится. В тех ситуациях, в которые мы попадали.
Последствия взрыва жилого дома на Каширском шоссе в Москве 13 сентября 1999 года
Имитировать эти ситуации практически было невозможно, но попытки такие были. Например, мы проводили много лет назад, наш институт в этом участвовал. Была такая «игра» — «Взрыв нефтебазы в Капотне». Никакого взрыва не было, но предполагалось, что, если взорвется нефтебаза, люди с различными повреждениями поступят.
Для этого была выбрана Алексеевская больница (1-я психиатрическая больница, ранее — имени Кащенко). Туда приходили сотрудники, те, которые добровольно нам помогали, у них были записи, они говорили врачу в приемном покое, что с ними произошло. Врач должен был определить, что с ними нужно делать, в какое отделение направить.
Некоторые считают, что это не очень запоминается, но ведь это учеба для врачей и тех лиц, которые, как предполагалось, будут принимать участие в ликвидации таких ситуаций. И там главное одно — человек должен понимать, что не он один работает, что есть целая система, есть определенные взаимоотношения, как надо работать в этих ситуациях. А это при таких занятиях запоминается.
Взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади произошел 8 августа 2000 года. Погибли 13 человек
Есть определенные принципы, как надо работать, какие подразделения должны быть. Один из принципов, о которых мы писали в свое время, это принцип единоначалия. Это самое главное, что надо делать. Если есть команда, распоряжение — его надо выполнять.
Какие подразделения должны быть. Обязательно должны быть отделения, куда поступают люди с острой реакцией на стресс, это такой синдром, диагноз. Она бывает разной. В части случаев человек в чрезвычайной ситуации возбуждается, у него психомоторное возбуждение. Он не может сидеть, бегает, начинает укрываться. И не всегда эта реакция адекватна.
Представьте себе, когда землетрясение. Бывают такие случаи, что семья находится в доме, и, к сожалению, так бывает, что мужчина выпрыгивает в окно. А женщина нет. Женщина остается с детьми. Не потому, что он такой плохой предатель, а просто психологически он таким образом устроен. А женщина детей не бросает. Типы реагирования бывают разными.
Media playback is unsupported on your device
20 лет после взрывов жилых домой в Москве
Бывают и другие реакции. Бывает наоборот, заторможенность. Что-то взорвалось, а человек цепенеет. Ему говорят «уйди оттуда, возможно еще взорвется». Но он не уходит, он не чувствует опасности, у него заторможенность. Он остается на месте.
Би-би-си: Если вспомнить тот день, когда взорвался дом на Каширском шоссе, что вы делали, как вы оказались на месте?
Зураб Кекелидзе: Это, опять же, определенная система. Мы получаем команду из минздрава, мол, случилось то-то и то-то, выдвигайтесь, произошла чрезвычайная ситуация.
У нас в Институте Сербского есть круглосуточная горячая линия. Если у людей какие-то стрессовые ситуации, люди в любой момент могут туда позвонить, звонок бесплатный, и там сидит дежурный врач, который в любой стрессовой ситуации им помогает разобраться. И вот на этот телефон обычно поступает звонок из минздрава. Иногда это звонок из МЧС напрямую.
Нам сообщают, что где-то происходит, в Москве или в другом месте, надо выезжать или не надо, но мы, разумеется, выезжаем по всей стране.
Би-би-си: И вам позвонили по этому номеру?
Зураб Кекелидзе: Да, позвонили, что вот это произошло и надо туда выехать. Мы, естественно, тут же обзваниваем своих. Кто на месте, тут же собираемся, у нас есть такие «тревожные чемоданчики», где все лежит готовое.
Надеваем соответствующую форму, где написано, какую службу мы представляем, садимся в машину и отбываем на место. На месте мы тут же созваниваемся с минздравом, что мы на месте и начинаем работать.
Последствия взрыва на улице Гурьянова 8 сентября 1999 года
Какие подразделения должны быть в эпицентре чрезвычайной ситуации? Там обязательно должны работать врачи общего профиля. Если есть, скажем, люди, которые пострадали, и там находятся после взрывов, то они определяют, кого и куда надо стационировать.
Первым смотрит, условно говоря, хирург. Потом уже смотрит психиатр и определяет уже, что делать.
Ведь иногда бывает так, что у пациента руки-ноги целы, он ни с кем не хочет разговаривать, хочет только попасть домой. Естественно, мы не сопротивляемся, отпускаем домой, даем инструкцию родственникам и телефоны, потому что он обычно приходит на второй-третий день. Когда он несколько успокоился, он не может заснуть, ему кажется, что он опять там, в этой чрезвычайной ситуации.
К врачам не только могут обращаться пострадавшие, но и их родственники. С ними беседуют врачи-психиатры в первую очередь, но и подключают психолога, чтобы они тоже участвовали.
Медикам и спасателям подчас самим нужна помощь
Иногда даже бывает такой звонок — ребенок был в чрезвычайной ситуации, не может заснуть, помогите. Лекарства ему по возрасту нельзя давать. Сотрудник садится в скорую, едет к нему домой, или убаюкивает, или что-то придумывает, и ребенок засыпает. Ситуации самые разные бывают.
Би-би-си: Психиатр, когда работает во время чрезвычайных ситуаций, находится фактически в том же положении, что и спасатель?
Зураб Кекелидзе: Разумеется, он видит все то же самое… Спасатели тоже обращаются к нам, потому что стресс есть для всех. Кроме того, иногда бывает так, что в стрессовой ситуации открывается желудочное кровотечение. Они к нам обращаются, и мы им помогаем. Коллеги же.
Некоторые потом начинают пить. Когда тревога не умещается потом внутри, в теле, развивается алкоголизм.
Но и наших тоже [приходится лечить]… Но их просто на время отстраняют… Это не означает, что они больше никогда не будут работать, просто их отстраняют, чтобы сохранить эту работу.
Би-би-си: А вы, как человек опытный, испытывали такое состояние стресса?
Зураб Кекелидзе: Понимаете в чем дело, врачи, когда идут на такую ситуацию, заниматься ею, они к этому готовятся. Вот тебе сообщили об этом, и ты стараешься подробно узнать, что произошло. И когда тебе сообщают, что произошло, ты выстраиваешь, что там надо делать, как людей расставлять, какие прогнозы.
Но бывают и совершенно неожиданные ситуации.
Те, кто не пострадал непосредственно при чрезвычайной ситуации, могут стать «вторичными жертвами», и им тоже часто нужна помощь психиатра
Взрыв когда был на Каширском шоссе, мы уже там были, работали, потом стояли возле того дома, я и мой руководитель, мы повернули головы, а справа там на бумаге, на такой, знаете, когда что-то заворачивают в магазине, и вот на бумаге расстеленной лежал убитый мальчик маленький. В чем-то верхнем он был одет, внизу ничего не было.
Это была настолько страшная картина… До сих пор помнится. И первый вопрос возникает, ну он-то в чем виноват? Почему с ним это произошло?
Такие ситуации бывают. Ощущение несправедливости происходящего. Это трудно в себе удержать. И ситуация, когда ты хочешь помочь человеку, но в такой ситуации ты ничем не можешь этому ребенку погибшему помочь.
И вот эта своя несостоятельность, не потому что ты не умеешь, а просто все твои знания и умения не могут его оживить. Эти моменты бывают и их практически всю жизнь потом помнишь.
У одного нашего сотрудника, ему было столько же лет, сколько и мне, у него началась неукротимая рвота. Этот человек видел все в своей жизни. Психиатр… Настолько это была удручающая картина…
Это очень тяжкая работа, поверьте.
Би-би-си: Вы сталкивались с теми, кто не пережил теракт сам, но пострадал?
Зураб Кекелидзе: Да, они звонят, приходят. Была ситуация, когда взрыв был в подземном переходе на Пушкинской, там была такая давка, и как-то случайно кто-то снял… Там затор, и женщина вперед пройти не может, а за ней идет мужчина, и он тоже хочет выйти и он ее кусает в шею!
И получилось, что… Там показали буквально по минутам, что там происходило внизу, и может с точки зрения операторской это была блестящая работа, но это очень плохо действует на людей, когда это показывают. Так называемые вторичные жертвы.
Мы сравнивали наши данные. Потом был взрыв на перегоне метро «Павелецкая» — «Автозаводская». Там погибло больше людей. Но показывали все это в щадящем режиме. Не показывали: вот сидят люди в вагоне, и ни один из них не жив, но сидят как обычные люди.
Это не показывали, и это правильно. Люди должны знать, что произошло, но это не значит, что они должны все это видеть, потому что это наносит вред их психике.
Это вторичные жертвы. Мы их посчитали по звонкам, сколько нам позвонили на горячую линию после того, как взрыв на «Пушкинской» произошел, и после «Павелецкой». На «Павелецкой» больше людей погибло, но вторичных жертв было меньше, потому что в щадящем режиме показывали.
И мы каждый год проводили соответствующую работу со СМИ, как освещать, что показывать, что не показывать.
Би-би-си: Я хотела вас попросить дать совет — что делать, если человек чувствует, что он боится теракта. Как действовать?
Зураб Кекелидзе: Совет очень простой — обратиться к врачам. Потому что это страх, а страх лечится. И этим и занимаются люди.
И ничего другого не надо. Потому что общих советов типа — «не простужайтесь» — не существует. Просто надо пойти и сказать.